САВВА. А она, того, от трех штук сразу потом проснется?
ОЛЬГА. Ну поспит подольше. Я инструкцию прочитала, там написано, что летальных исходов от передозировки не наблюдалось.
САВВА. А вдруг у нас первый случай будет. Даже не знаю… Может, тогда четыре бросить?
ОЛЬГА. Нет, давай три. Все-таки она в возрасте.
САВВА. А ничего, что в горячий чай бросаем? Таблетки растворятся?
ОЛЬГА. А ты что, хотел ждать, пока чай остынет? Может, еще ложечкой размешаешь?
Савва и Ольга подходят к столу Марьи Ивановны.
Марья Ивановна берет из коробки еще конфетку и смачно откусывает.
МАРЬЯ ИВАНОВНА (вздыхает.) Да, хороши конфетки. Дома деда своего угощу, он рад будет. На нашу пенсию таких конфет не купишь. А меня ведь повысили по должности.
САВВА. Да вы что! И кто же вы теперь?
МАРЬЯ ИВАНОВНА (гордо.) Теперича я старший смотритель.
САВВА. А до этого кем были?
МАРЬЯ ИВАНОВНА. Просто смотритель.
САВВА. Поразительный карьерный рост. Вот что одна картина и с музеем, и с людьми делает.
МАРЬЯ ИВАНОВНА. Да и отношение ко мне, чувствую, изменилось. Раньше как, Марья Ивановна да Марья Ивановна. Пойди сюда да иди туда. А теперь в разговоре уважение чувствуется. Лишний раз даже не беспокоят понапрасну.
В это время Ольга подходит к одной маленькой картине в углу комнаты и обращается к Марье Ивановне.
ОЛЬГА (вглядываясь в картину). Марья Ивановна. Я вот не пойму. Неужели это Левитан?
Марья Ивановна поднимается со своего стула, наклоняется вперед, надевает очки и смотрит на картину. Савва ловко бросает ей в чай таблетки снотворного.
МАРЬЯ ИВАНОВНА. Какой Левитан? У нас Левитана отродясь не было. Это наш художник Ежиков-Рогаткин. И картина называется «Зимняя дорога».
ОЛЬГА. Ну прямо вылитый Левитан. Если бы вы мне не сказали, подумала бы, что Левитан и есть. Его рука.
МАРЬЯ ИВАНОВНА. Ежиков-Рогаткин хороший художник. У нас в другом зале еще его несколько картин есть. «Сельская дорога», «Дорога на Рязань».
САВВА. Что это он все время дороги рисовал?
МАРЬЯ ИВАНОВНА. Не знаю, его тема была. Говорят, что он и умер за работой, когда рисовал картину «Дорога после дождя».
Марья Ивановна садится опять на стул, допивает свой чай.
САВВА. Нет, ну как это здорово, найти свою тему и всю жизнь ее обыгрывать в творчестве.
ОЛЬГА. А я читала, что два наших известных русских художника тоже умерли возле мольбертов с незаконченными картинами. Иван Шишкин и Иван Крамской.
В это время раздаются громкие гудки машины и в окна видны мигания фар. У Саввы звонит мобильник.
САВВА (говорит в трубку, прикрывая ее рукой). Да, слушаю. Вероника Петровна? Вы? Приехали? Да зачем вы гудите и сигналите? Вы что, на свадьбу приехали? Жених невесту забирает? Я же вас просил тихо подъехать и ждать моего сигнала. Я вам посвечу фонариком со смартфона. Срочно фары выключайте и номер машины снегом залепите. И тихо себя ведите. (Оглядывается на Марью Ивановну, говорит вполголоса.) Ну ладно, коль приехали. Лестницу ставьте, я сейчас форточку открою. А вы инструмент бросите.
ГОЛОС. Уважаемые посетители, наш музей закрывается через пять минут. Просим вас покинуть залы музея и направиться к выходу.
На потолке зала гаснет половина лампочек.
МАРЬЯ ИВАНОВНА. Ну все, музей закрывается. Прошу к выходу.
Савва опять отводит Ольгу в сторону.
САВВА. Оленька. Умоляю, отвлеки бабулю еще раз. Мне надо форточку открыть.
ОЛЬГА. Да я не знаю, чем ее еще раз отвлечь.
САВВА. Ну придумай что-нибудь, сейчас должны таблетки подействовать.
Ольга подходит к Марье Ивановне и старается встать так, чтобы она не видела Савву.
ОЛЬГА. Марья Ивановна, а завтра музей будет работать? Мы опять с утра хотим прийти. У нас автобус в Москву только во второй половине дня.
МАРЬЯ ИВАНОВНА. Завтра воскресенье, музей в десять утра откроется. Приходите. Музеи по понедельникам не работают.
В это время Савва светит несколько раз фонариком от смартфона в окно. Потом открывает форточку и отходит от окна.