После этого происшествия мы стали с большой опаской относиться к благосклонности многоопытных дам. Наши же романы с девочками носили довольно скромный характер и ограничивались поцелуями и объятиями. Секс и эротика, как известно, были запрещены в Советском Союзе во всех средствах массовой информации. Так что познания в этом вопросе мы получали исключительно в беседах с дворовыми босяками. Дополняла эти познания весьма нескромная стенная живопись, постоянно появлявшаяся в местах общественного пользования. В школе с этими настенными изображениями боролись активно, но не всегда успешно.
В середине июля отец взял нам с сестрой путевки в Дом творчества архитекторов в Новых Гаграх. Тогда он назывался Домом творчества весьма условно. Это было небольшое здание, в котором размещалась столовая, администрация и несколько комнат. Приезжие архитекторы снимали комнаты поблизости у абхазцев, грузин и армян (тогда все жили вместе без всяких войн) и пользовались только столовой и роскошным гагринским пляжем. Среди моих сверстников там оказалась Мила – дочка нашего председателя Киевского правления Союза архитекторов и двое абхазцев Фридон и Инор. Мы проводили дни в очаровательном безделье: купались и загорали, совершали походы вверх по ущелью, играли в пинг-понг и в биллиард. О киевских невзгодах и неприятностях я вспоминал только тогда, когда поднимаясь на гору мы проходили мимо ограды дачи нашего Генерального. За высоким забором располагалось здание, которое, безусловно, вызывало наш интерес. Однако приближаться к этому забору Инор нам не рекомендовал, хотя Хозяин бывал там крайне редко.
По приезде в Киев я в первую очередь решил разобраться с учебниками. В 49-м учебники продавали в школах по разнарядке, но их, как правило, не хватало. Существовал специальный базар, на котором можно было либо обменять, либо купить книги.
Там были свои мелкие спекулянты. У некоторых подростков были целые развалы с учебниками для всех классов. Они скупали их по дешевке у простодушных учеников и торговали под эгидой местных авторитетов. С этими делягами нужно было вести себя осторожно и стараться не вступать с ними в деловые отношения. Иначе можно было потерять свои книги и не приобрести новые.
Первого сентября наступил торжественный день, и к восьми тридцати, как и было велено, я пришел к школе. Ребята, собравшиеся там, были в основном незнакомыми. Борис Андреевич произнес короткую речь, о том, что государство наградило нас новой школой, что мы должны высоко нести ее знамя и сделать одной из лучших школ города, и что сейчас мы туда отправимся.
– Я вас построю в колонну по двое, и мы пройдем по улице Артема в нашу школу. Просьба соблюдать дисциплину. Вы должны продемонстрировать всем встречным свою организованность и сознательность.
Нас с трудом построили в одну колонну, которая все время стремилась распасться, и мы, кое-как соблюдая строй, двинулись через пень-колоду под истошные крики Бориса Андреевича: «Раз-два, ать-два-три, ать-два-три! Не торопитесь, дайте догнать отстающим». Колонна вышла весьма скромных размеров. Кое-как выровняв ее, он повел нас через Львовскую площадь мимо Сенного базара. Выйдя на Артема он прокричал:
– Запевай!
Тут же чей-то звонкий голос запел:
– Гулял по Уралу Чапаев-герой, – И все подхватили:
– Чапаев-герой получил геморой!
– Отставить! Вы что с ума сошли! Что за хулиганские выходки? Пойте что-нибудь военное, маршевое. Например: «Солдатушки – бравы ребятушки…»
Тот же звонкий голос затянул:
– Солдатушки – бравы ребяту-у-ушки,
Кто же ва-а-аши те-о-отки?
И тут же подхватили во всю мощь молодых глоток:
– Наши те-о-отки две поллитры во-о-одки,
Вот кто на-а-аши те-о-отки.
Энтузиазм был настолько велик, что один лохматый парень из моего класса выскочил из нашей нестройной колонны и пустился вприсядку.
– Отставить! Я кому сказал молчать! – Борис Андреевич надрывался.
К нему подошла сердобольная бабка и запричитала:
– Мужчина, не расстроювайтесь так сыльно. Це ж новобранцi гуляють останнiй день. Дайте хлопцям трошки погулять.