Селира с Люнсалем, о чем-то беседуя, отошли в сторону, и я украдкой заметил, а потом и почувствовал, что они тоже выставляли какие-то защитные знаки. Не без удивления я обратил внимание, что члены нашей группы знали каждый свое дело, им, по-видимому, уже не впервой такие путешествия.
Решив, что не дело сидеть сложа руки, я поднялся на ноги и кинул Маку:
– Пойду осмотрюсь.
Скачка на лошади, по правде сказать, была для меня в тягость, и я, с удовольствием ударившись о землю, обернулся волком и помчался большими прыжками в лес. Надо мной проносились пышные лиственные кроны, а я несся во весь опор, и со стороны могло показаться, что рассекающий толстые стебли травы волк едва касается лапами земли. В личине зверя шаман видит мир совсем по-другому: ощущения становятся острее, а горячка погони пьянит сознание. Волк чувствовал дыхание добычи, слышал, как ускоряется биение ее сердца, сжимающегося от страха. Давая волю первородной ярости, я бежал вперед, не останавливаясь, как вдруг мое внимание привлекла широкая нора, из которой на поверхность выходили ржавые покосившиеся столбы. Приблизившись, я принюхался к запаху старого железа. Даже несмотря на ветхость, было видно, что это не людская работа, да и сплав не был грубоват.
Потолочные опоры покосились и частично обвалились, однако проход внутрь сохранился. Рунианцы всегда были неравнодушны к земле, пещерам, и я не был исключением из этого правила. Перекинувшись из волчьей шкуры, я протянул вперед ладонь, и на ней заиграл крошечный лепесток пламени. Медленно, стараясь ступать небольшими шагами и ничего не задевать, я начал движение вглубь пещеры.
Стены настолько сильно затянуло паутиной и пылью, что в какой-то момент я стал опасаться поджечь это место своим импровизированным фонарем. Минуя развязки и переходы, я натыкался по большей части на сгнившие ящики и останки какой-то истлевшей ветоши. Шахта шла параллельно земной поверхности, едва заметно углубляясь. Странно было другое: ее стены не казались мне похожими на обычную выработку прииска, их строили и укрепляли не шахтеры. Пещера наверняка представляла собой очень старую нору капрапи.[25] Это легко читалось из того, что на одной из стен я заметил серебряную жилу, которую мохнатые глупышки не тронули просто потому, что она их не интересовала. Крошечные царапины от их лап были повсюду. Присмотревшись, однако, я вскоре обнаружил еще одни следы, более крупные, чем те, что могли оставить капрапи. Могло ли это говорить о том, что они жили здесь в симбиозе? Я о таком раньше не слышал. Загадка настолько охватила мое сознание, что я не заметил, как оказался в небольшом зале, заканчивавшемся тупиком. Подбавив пламени еще немного, ровно на столько, чтобы хватило для освещения стен вокруг, я застыл как вкопанный. Зрелище, что предстало передо мной, выглядело отвратительно, даже несмотря на годы, а может, и десятилетия, пролетевшие с тех пор, как этот кошмар замер навсегда. Пол был завален мелкими костями. Время безжалостно, но даже теперь на них отчетливо были видны отпечатки зубов.
Судьба капрапи никогда не была завидной – добыча или рабы, вот и весь сказ. Этот несчастный трудолюбивый народ не имел никаких шансов в нашем суровом мире. Так и эта пещера стала темницей, а затем и могилой для своих строителей. У задней стены сквозь паутину просматривался какой-то крупный скелет, не похожий на прочие. По размерам он был много крупнее не то что капрапи, но даже меня. Подойдя ближе, я провел вдоль стены рукой, стряхивая и разрывая паутину. Моему взору предстало тело того, кто был некогда проклятием Курамского леса. Вернее сказать, то, что от него осталось. Голова ящера, массивная грудь, кистень, все эти годы сжимаемый в когтистой лапе. Когда-то эту тварь называли Потрокс. Наверное, все дети империи слыхали страшилки, рассказанные родителями о том, что если не слушаться и проказничать, придет Потрокс и утащит в лес, а там сломает все кости и пожрет плоть. Эту тварь так и не изловили, она просто исчезла в какой-то момент. Поговаривали, что его ловко подстрелил кто-то из матерых охотников, но и сам был разорван умирающей тварью.
В нашем мире нередки межрасовые браки, однако почти все они обречены не иметь детей. Уж не знаю наверняка, с чем это связано, но Академия Тайн однажды выдвинула гипотезу на этот счет. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь главное – каждая раса получила от Богов свою особую силу: люди – магию и волшебство, тальгеды – колдовство и некромантию, рунианцы – шаманизм и власть над огнем, утаремо – смошадор, мурхуны – друидизм, и так далее. Фокус в том, что даже те, кто не владеет силой, ею отмечены. Именно из-за этого от межрасовых браков почти никогда не бывает детей, мы наполнены разным содержимым, хоть и внешне бываем похожи.
25
Капрапи – почти полностью истребленная народность полуразумных существ. Капрапи имели слишком редкий и красивый мех и черезчур крохотные размеры. К сожалению, это стало одной из главных причин, по которым капрапи в настоящее время сохранились в основном в качестве домашних животных в богатых домах знати.