– А что смотрители? Разве они не будут всех зачищать?
– Какой ты все-таки кровожадный, Джон. Это ж скольким людям нужно стирать память?.. Ну и главное – смотрители работают только с теми, кто видел что-то потустороннее. А про вполне себе обычное убийство мистера Дреббера из Америки многие в Лондоне слышали. Да даже пресса об этом писала. Как, уверен, напишет, и про таинственное исчезновение другого американца – мистера Стенджерсона. Поэтому придумай, пожалуйста, какое-нибудь объяснение. Можно что-то, например, романтическое.
– А почему ты сам не хочешь этим заняться?
– Во-первых, потому, что у меня теперь есть помощник. Во-вторых, я тут уже кое-что другое придумал – нашу эмблему. Я давно хотел повесить на двери дома на Бейкер-стрит какую-нибудь эмблему – но не будешь же вешать на нее герб Дома Холмс. Миссис Хадсон, прошу, продемонстрируйте доктору плод наших трудов.
Пламя в камине вдруг разделилось на две части. В одной из них огонь сложился буквой S, во второй – J. Обе буквы поднялись чуть выше, оторвавшись от основного огня, двинулись навстречу друг другу и наложились одна на другую.
– Посмотри, здесь каждый сможет увидеть то, что захочет – это и моя трубка, и моя трость, и чашу со змеей, которые, как ты, наверное, знаешь, являются символом медицины.
– Милорд, у тебя с головой не в порядке, – лениво заметил Ватсон.
– А у тебя вообще в ней неизвестно кто! Поэтому ты и здесь, – рассмеялся Холмс. – Пожалуй, сегодня я сыграю свой новый опус!
Ватсон снова закрыл глаза. Он увлекся рассказом Холмса, а потому только сейчас заметил, что дрожь, которая начала его бить, прекратилась. Он оглядел комнату замка, посмотрел на задумавшегося о чем-то с трубкой в зубах Холмса, снова перевел взгляд на огонь – и вдруг с какой-то спокойной ясностью сказал себе: «Я дома».
Эпилог
Несмотря на то, что она пролежала так – прикованной за руки к стене в небольшой металлической комнате с маленьким зарешеченным окном – уже довольно долго, женщина все еще оставалась красивой. На теле ее не было ни следов крови, ни синяков. Длинные распущенные волосы сбились, закрыв лицо и грудь. Казалось, она спит.
Невысокий худощавый мужчина с бородкой потрогал ее за ногу тростью.
Она встрепенулась:
– Повелитель! Сжальтесь, повелитель!
– Конечно, сжалюсь. Я не позволю такой красоте пропасть…
– Все что угодно повелитель! – с жаром ответила она.
– Конечно, все что угодно, – мужчина поднял трость. – Ты ведь не предала меня?
– Никогда! Никогда, повелитель! Клянусь всем, что олицетворяет зло!
– Сильная клятва, – в голосе мужчины, довольно мягком и тихом, послышалась улыбка. – Но почему же тогда он не убил виконта Шерингфорда?
– Я не знаю, повелитель! На корабле он был совершенно диким! Не каждый может пытаться убить сестру милосердия! Он истинный «сэкки»! – в голосе, вместе с убежденностью, послышались нотки презрения.
– Я знаю, кто он… Странно, что он повел себя как размякший тюфяк. Я чую здесь какую-то странную магию, – в задумчивости протянул мужчина.
– Повелитель! Сжальтесь надо мной, повелитель – и я сама без труда заберу его душу!
– Без труда – уж точно нет. И я отменяю приказ. Пока мы только смотрим. Мне стало интересно. А мне редко бывает интересно.
– О, повелитель!..
– Я чую, что ты не предавала, – женщина энергично закивала и попробовала встать перед ним на колени. – Отпусти ее, Себастиан, – бросил мужчина кому-то, кто стоял в тени. – И придумай ей еще какое-нибудь наказание…
Тень двинулась к женщине. Мужчина вышел из камеры.
– Повелитель! Благодарю, повелитель, – доносилось ему вслед.
– Повелитель, – вполголоса, так, что слышно было лишь ему, утвердительно ответил мужчина. И пламя блеснуло в его глазах.