Выбрать главу

- Жаль прерывать прогулку, — прервал молчание Наум, — но, возможно, Давид ждет нас?..

И действительно, доктор уже закончил свою работу, и в кабинете шла беседа о консерваторах и политике Маргарет Тэтчер.

- Мистер Вольский, передаю вас в руки сына и гостя. — Доктор встал и направился к двери, затем остановился и добавил: — Должен констатировать, визит мистера Наума благотворно влияет на моего пациента.

В течение дня, до и после обеда, Наум продолжил и практически закончил свой рассказ.

- Спасибо, сынок. Я пережил историю твоей семьи, как свою. Это нелегкая эмоциональная нагрузка. Даже для молодого и здорового человека. Бог даст, мы встретимся завтра. И я задам тебе еще несколько вопросов.

- Папа, Наум наш гость, а мы держим его взаперти. Если ты не против, мы возьмем его на день-два к себе, показать Оксфорд и окрестности.

- Мне хорошо с ним, но не хочу прослыть эгоистом.

Сидя вечером у камина, Наум подумал, что все эти дни жил в напряжении, начал уставать от впечатлений, непривычной обстановки, английского языка. Сейчас бы ту самую газетку, да задушевную беседу на русском! И — расслабиться. Может быть, завтра напроситься на экскурсию в паб? Ну, это дело второе, а для беседы нужно всего лишь набрать номер советского посольства. «Жаль, если беседа не получится», — засыпая, подумал он.

ГЛАВА 6

Мерин не вышла к завтраку; у миссис, по словам Джона, сильная мигрень. Бен сообщил, что отец чувствует себя сейчас неплохо, хотя ночью были вынуждены дать ему лекарство.

После завтрака Наум впервые был приглашен в спальню Давида: большая светлая комната с огромным окном, выходящим на задний двор; широкая кровать расположена с расчетом не только оптимального освещения и красивого вида на задний двор, но и перспективы, что напомнила ему вчера Подмосковье. На стенах развешены несколько картин и фотографий: напротив кровати два полотна на морскую тему, справа — картина Шагала из Витебского периода и несколько семейных снимков. Завтрак сервирован у постели.

- Доброе утро, дядя. — Наум подошел к кровати и пожал тому руку. — Как вы себя сегодня чувствуете?

- Спасибо, сынок. Осенняя погода и давление неустойчивы, а мое тело как тонкий барометр. Сегодня ты едешь в дом Бена, и я хочу сказать несколько слов. Даже не знаю, кому они больше нужны — мне или тебе. Ты начинаешь знакомиться с нашей большой семьей. — Давид дышал прерывисто, останавливаясь и собираясь с силами. — Хочешь того или нет, но к тебе будет стекаться много информации — положительной и отрицательной. От того, как ты будешь на нее реагировать и ею пользоваться, зависит многое, в том числе — сложившееся «статус кво», мой покой и, что для меня очень важно, отношение родственников к тебе. Ни в коем случае не хочу читать нотации — считай, что это всего лишь просьба. Ты многое поймешь из моих воспоминаний, но сейчас, опережая мой рассказ, ты проведешь время в семье Бена, и, потому, — всего лишь пару моих заумных старческих мыслей. Бен не только старший сын, но и моя главная опора; он искренне предан и мне, и своей семье, и в этом его жизнь, и все проблемы. Как ты уже, наверное, почувствовал, он вынужден делить свое «я» между мной, своей семьей и второй, не менее дорогой мне половиной во главе с Мерин. У него преданная и умная жена, умеющая влиять на ход событий и решения мужа. Не могу сказать, что всегда одобрял это, но если ранее, до моей болезни, мне удавалось принимать сбалансированные решения, то сейчас все значительно усложнилось. Этого, пожалуй, вполне достаточно для твоего первого знакомства с семьей Бена.