Сейчас жду. Пытаюсь ждать. Пока получается, хотя, порой, раздражает. Кинни, полгода ожидающий... Чего? Приговора? Отпущения грехов? Допуска к телу? Это пародия, насмешка, извращение. Если бы кто-то мне раньше сказал, буду учиться ждать, посчитал бы за оскорбление.
Но я хочу вернуть его. И он нужен. Дорог. Важен. Поэтому – попробую вытерпеть.
Бывая пару раз по делам в Нью – Йорке заходил в тот французский ресторанчик, где висели работы Джастина.
Несколько раз собирался плюнуть на условия и лететь за ним, связать, привезти в Питтс. Приходил в себя, повторяя, уважаю его решение.
Трах еще больше перешел на уровень удовлетворения физиологической потребности. В Вавилоне царил Брендон с парочкой хищных молодых жеребцов, - это естественно. Потребовалось унижающее пари, чтобы понять, цимес не в краткосрочной победе: «Брендоны» только метят территорию, неизвестно еще, насколько успешно, а марка «Брайан Кинни» уже навсегда вошла в анналы Вавилона.
Вечерами смотрел кино. На одну тему, сквозную или главную. Наконец-то увидел «Уайльд» Гилберта со Стивеном Фраем. Начинал с предубеждением, - никогда не закатывал глаза при имени «Оскар». Снять фильм, который бы не опошлил, не извратил суть и трагедию масштабной личности, невероятно сложно. Гилберту и Фраю удалось, их «Уайльд» вызывал доверие. «Полное затмение» Холланд бросил, не досмотрев до конца. Отполированный конъюнктурный глянец: как-бы ДиКаприо не старался вжиться в образ Артюра Рембо, он оставался смазливым Лео. Безусловно, Дэвид Тьюлис как Поль Верлен, более чем неплох, на то он и Тьюлит, но вытянуть фильм не мог. «Очки в золотой оправе» 1987 года. Черт возьми, восемьдесят процентов из того, что снимают на тему наших отношений сейчас, рядом не стояло. Тонкая драма, построенная на полузвуках, полуоттенках, несмотря на острый трагизм. Пожилой интеллигент в исполнении великого Филиппа Нуаре влюбляется в породистого студента, роль Руперта Эверетта. Метания одного и второго, зависимость первого от второго, использование первым второго в своих целях. Все на фоне Италии 1938 года, начала фашизма и расцвет антисемитизма, когда, помимо «люблю» нужно задавать себе и вопрос «с кем я». «Морис» Айвори: ни рыба, ни мясо. Красиво, плавно, интерьеры, философия, разговоры, осознание, желание, страх понимания «кто я есть», общественное мнение, контраст социальных слоев, проба запретных плодов, выбор. Ровно, без взлетов-падений, просто история. На закуску, пересмотр «Смерть в Венеции». Так снять этот рассказ Манна не смог бы никто, кроме Висконти. Внутренняя, очень тихая драма, взрывающая чувства сильнее, чем мегазрелищный блокбастер. Практически без движения, сюжет заперт в одном пространстве, в одной голове, связь – через взгляды и недоприкосновения. Смешны обвинения Манна и Висконти в педофилии, - манеры мальчика говорят лучше слов, - он все понимал и провоцировал, наслаждаясь.
Сара приехала сделать несколько снимков Питтса и заодно сообщить, что проект с Джастином запущен, три месяца планируется выставка. Питтсбург будет одной из тем, «городская палитра»: коллаж из ее фотографий и его картин. Предупреждает мой вопрос, нет, в Питтс Джастин не приедет.
Хорошо. Четыре месяца.
И только перед ее отъездом вспомнил о себе-модели в стиле ню на фоне джастиновских картин. Черт, Сара, только попробуй.
Наверное, со стороны мы смотрелись… забавно. Разъяренный большой Кинни орет сверху на разъяренную маленькую шипящую Ллойд.
- Я против. Не сможешь выставить без согласия.
- Придумай хоть один способ помешать.
- Иск…
- Ха… а что будешь указывать, «унижение чести и достоинства»? Брайан, это искусство.
- Мое тело и мой член.
- Снятые мною.
- Насильно.
- Правда? Кинни, каким зельем я тебя опоила, что ты так раскрыто смотришь в кадр. Заметь, без напряжения.
- Сара, черт возьми, я тебя, в конце концов, придушу.
- Шейку подставить? Понимаю, почему ты завелся. Хочешь, озвучу?
- Нет.
Она права, единственная причина Джастин. Есть договоренность «полгода и один месяц» и я намерен соблюдать ее. Есть его просьба и мое обещание: не давить, не присутствовать, не показываться. Сара сколько угодно может повторять, мол, сделаны до встречи, суть не меняется, это выглядит как проявление слабости, попытка зайти в обход, продавить чувства. А подобные ходы, то же самое, что манипуляция. Нет.
- Хорошо, это твой выбор. Но ты передумаешь.
- Уверена?
- Да. Найду слова. Через полчаса.
Машу рукой, при споре с этой ненормальной, нервные клетки сжигаются в сто раз быстрее, чем регенерируются. Нафиг. Пусть ищет. Черт, в голову лезут мысли о выставке, ведь способ увидеться, но… Забивая их, снова нападаю на Сару.
- Займись своим делом и перестань лезть туда, куда не просят…
- Брайан… Привет. Извини, что помешала? Дверь открыта…
Линдси? Стоит на пороге, с недоумением и напряженностью смотря на Сару, оглядывает лофт. Черт, сколько она уже тут? Почему не слышал?
- Привет Линдс. Что привело Торонто в провинциальный Питтсбург? А Гас где?
- Остался с Мелани, мне… нужно с тобой поговорить. Но если не вовремя, зайду попозже.
- Брось. Линдси, это Сара, моя знакомая. Сара, это Линдси, мама Гаса.
Сара приветствует, говорит, что торопится, но перед этим хотела бы закончить наш разговор. Игнорируя мой свирепый взгляд, уверяет Линдси, та не помешает, поскольку нет ничего конфиденциального.
- Брайан. Нашла слова, уверена, оценишь.
- Я все сказал.
- А я нет. Два вопроса. Почему ты считаешь других, конкретного «других» - глупее себя? И почему снова единолично решаешь вопрос вещей, принадлежащих не только тебе, но и другим, - конкретному «другим»?
- Ллойд, достала. Ответ: не считаю, не решаю.
- Да? Линдси, извини, но дальше буду шептать в ухо, он не дает возможности выступить публично.
- Сара, все. Ты хотела ехать?
- Ага. Но понимаешь, не уйду, пока не скажу.
Линдси рассматривает альбом, прислушивается. Черт с тобой, Сара. Она тянет в спальню, шепчет.
- Считаешь глупее и это твоя ахиллесова пята, Брайан. Он не дурак, ведь так? Почему же думаешь, если я скажу, фотографии были сделаны до встречи, по моей настойчивой просьбе и для удовлетворения моего желания, он не поверит? Сильно перестраховываясь, рискуешь удавиться на страховочной лонже.
Молчу. Она права, но, блядь, я не скажу этого. Сара продолжает.