Ростик давно подозревал, что он гениальный мальчик. Только никому об этом не говорил. Да и зачем? Зачем напрягаться и доказывать всему миру то, что для себя давно уже доказано?..
Туп. Труп. Туп. Труп.
Серая, безжизненная гладь экрана Самого Главного Монитора взволновалась, словно болото, в которое угодили камешком. Там что-то забурлило. Огромная тень на мгновение закрыла изображение и метнулась в сторону.
Игроки уже близко, на четвертом этаже. Он слышит их. Он вообще очень хорошо слышит.
Ничего, скоро они встретятся.
Ха! Да разве Ростик не мог сделать так, чтобы двое худых газопроводских подростков давным-давно убежали к своим мамам, размазывая сопли пополам с кровью? Мог бы. Достаточно было произнести два слова… Даже одного хватило бы.
Но он этого делать не стал. И, конечно, не потому, что правила игры были для него священны. Правила нужны. Но лишь до тех пор, пока они не начинают размывать суть игры. А суть-то и заключается в том, чтобы мальчишки докарабкались до самой вершины, чтобы они ПОВЕРИЛИ, что это — все… А игра только тогда и начнется.
«Поверили…» А вдруг не поверят? Этот мозгляк Тимофей, похоже, давно что-то заподозрил. Еще внизу, в стеклянном холле. Он довольно странно повел себя. «Сколько этажей?..»
Да если бы тебе сказать, мальчик, всю правду — ты все равно не поверил бы. Сам Ростик, возможно, знает еще далеко не все об этом доме, а ну как папаша забабахал себе еще несколько подземных уровней, где втихаря складирует всякий левый товар? Или оружие? Или желтокожих тайбейских наложниц?..
«Папаша… — Ростик усмехнулся, вспомнив что-то свое. — Тот еще жук».
Ладно. Если какие-то подозрения у мальчиков и были, то они должны вскоре рассеяться. Человеческий организм все время работает с оглядкой на воображаемую планку, которую ему предстоит одолеть. Опустишь планку пониже — и организм расслабляется, в голову лезет всякий вздор. Ну а если планка стоит достаточно высоко — тогда человека хватает лишь на то, чтобы эту самую планку преодолеть. Тут уже не до рассуждений. Вот и все.
Ростик смотрел, как Тимофей с Серегой медленно, осторожно продвигаются по коридору четвертого этажа. Ребята хорошо потрудились сегодня, каюк-компания долго будет помнить их визит… Пот и усталость сделали лица мальчишек похожими на грязные обмылки — но это ничего. Здоровья у них еще хватит на пару-другую раундов.
Тим с Серегой остановились перед заблокированной дверью и о чем-то заспорили.
— Ну вот, солобоны, ваш последний шанс, — вслух сказал Ростик. — Продуете этот раунд — так и быть: выброшу вас отсюда к чертовой маме.
Его компьютер загудел, посылая в черный лабиринт сети очередное послание.
Глава 29
— Раз дверь заблокирована, — значит, нечего и ломиться! — воскликнул Тим. — Уже половина шестого, через пару часов темнеть начнет!.. Нужно скорее выбираться из этого проклятого дома!
— Ладно, — сдался наконец Серега. — Пошли…
И тут дверь, словно она дожидалась именно этого момента, вдруг тихо отъехала в сторону, приглашая их войти.
— Тьфу ты! — сказал Тимофей и выразительно посмотрел на Серегу.
— Сам ты… дурак, — вяло отозвался Серега.
Прежде чем ступить за порог комнаты, Тимофей пошарил за дверью длинной бамбуковой палкой — потому что на третьем этаже они попали в комнату-ловушку, где их чуть не сбил малолитражный автомобиль, снабженный каким-то хитрым разблокирующим устройством, которое реагировало на свет, падающий из дверного проема.
— Мин нет, — доложил через минуту Тим. — Можно идти. Когда ребята ступили внутрь, под потолком вспыхнул яркий белый свет. Дверь за ними закрылась мягко и бесшумно, однако когда Серега попробовал открыть ее, то у него ничего не получилось. Он с досадой присвистнул.
— Ну конечно, — сказал он. — Опять замуровали. Значит, снова будут загадки загадывать. А потом потолок опускать.
Эта комната (одна из последних в маршруте, который друзьям следовало пройти) здорово напоминала «Соковыжималку» на первом уровне. Те же белые обои, тот же стол. Тот же компьютер-notebook. Единственное, что отличало эту комнату от «Соковыжималки», — небольшое зашторенное окно, расположенное напротив входа. И еще: почему-то здорово воняло хлоркой — как в школьной уборной…
— Попались, — сказал Тим. — У меня, наверное, клаустрофобия сделалась.
— Что такое «клаустрофобия»? — безучастным тоном поинтересовался Серега.
— Это аллергия на потолки.
— Чуть что, мы сможем выпрыгнуть через окно, — сказал Серега, откидывая в сторону штору и выглядывая на улицу.
— Или потолок на тебя обрушится, или ты обрушишься на землю с четвертого этажа — какая разница? — сказал Тимофей.
Кроме аллергии на потолки, у мальчишек развилась аллергия на белый цвет, потому что он напоминал им о манной каше. За время блужданий по «Дому Ашеров» они успели слопать, наверное, по центнеру этой гадости.
Компьютер загудел и замигал зелеными лампочками. Тим пробежался курсором по экрану, нашел директорию «BOYTSY» и заглянул туда.
«Как вам здесь нравится, орлы? Может, потолок все-таки спустить чуть пониже?
Хочу развлечь вас очередной задачкой. На сегодня она — последняя.
Сначала несколько неожиданный вопрос: вы часто пробиваете талончики в общественном транспорте? Если да, то решить задачку вы сможете без труда. Ну а если нет — что ж, могу только посочувствовать.
Итак, сейчас на экране перед вами появится шесть пробитых талонов. Вам предстоит определить, какой из них был пробит в автобусе, на котором вы ехали сюда утром.
Элементарно, не правда ли?
На раздумья вам отводится пятнадцать минут московского времени (которое, как помните, всегда в цене)».
Текст переместился в небольшое окошко в нижней части экрана, а на его месте появились шесть прямоугольников, на каждом из которых имелось по четыре-шесть черных точек, расположенных в определенной последовательности. Надо понимать, что это и были талоны, о которых говорил Ростик.
— Да я сроду не пробивал никаких талонов, — обескураженно произнес Серега. — Он что, специально издевается над нами?
— Нет, это у него нечаянно получается, — съязвил Тим. — Ладно. А теперь — тихо. Давай думать…
— Думать! Думать! Думать тут даже нечего! — воскликнул Серега. — Ты хоть примерно помнишь, как выглядит пробитый талон? Я, например, хоть убей, — не помню.
— Рожи всех контролеров, что пасутся на Варшавском шоссе, — вот это пожалуйста, я мог бы даже с завязанными глазами на ощупь узнать. Но талоны… безнадежное дело.
— Не кипятись раньше времени, — сказал ему на это Тим. — Я, например, тоже не помнил, когда в последний раз оплачивал проезд, но знаю точно: ни один компостер не бьет талон по самым уголкам, как здесь, на третьем справа — видишь?
— И что из этого? — буркнул Серега.
Тим задумался.
— А ничего, — сказал он. — Ни в одном из московских автобусов нет такого компостера. Значит, третий справа талон отпадает.
— Почему только он? Остальные тоже никуда не годятся. Посмотри: и второй справа, и четвертый — у всех пробиты уголки! Первый, между прочим, тоже подозрительно выглядит. И последний. И все они, короче, какие-то… туфтовые.
— Все это странно, — сказал Тим. — Да и Ростик, который сроду, наверное, не пользовался общественным транспортом, — откуда он может знать рисунок компостера, причем именно на том автобусе, на котором мы приехали?.. Тут что-то не так. В общем… Попробуем поговорить с ним, — Он отстучал на клавишах:
«Наш ответ: ни один из этих талонов не был пробит в автобусе, которым мы приехали сюда».