Мать поднялась с места, так и не глядя на стекольщика. Зябко закуталась в куртку, натянула на голову капюшон. Я попытался остановить ее, схватил за руку, но мать сильнее. Она просто отбросила меня в сторону, на пол. Я едва в еле чадящий костер не упал.
Стекольщик взял маму за руку и увел к двери. Просто и обыденно, словно помогая пройти по скользкому месту или найти дорогу в темноте. Дверь хлопнула за ними, и все стихло. Только я и остался в доме, где больше нет и не будет никого. Где впереди – ожидание смерти и супы из банок, которые приносит сумками стекольщик. Их у нас десятки в подвале. Они рядами стоят на металлических полках, с них смотрят нереальные и давно погибшие коровы и свиньи.
Мертвые консервы для покойников, мнящих себя живыми.
И вот в этот момент я решил, что так жить дальше не хочу. Это не жизнь. Это растянутая на месяцы смерть, гарантированная и беспощадная, просто – в рассрочку. Ожидание жребия, в котором никакого выбора, кроме времени исполнения. Надо попытаться хотя бы уйти отсюда. Сбежать. Позвать на помощь – не весь мир же принадлежит этим черным призракам. Сделать хоть что-то, раз уж больше некому.
Я побрел в комнату отца, где все осталось таким же, как при его жизни, в том счастливом мире, где было солнце и не было никого страшнее волков и повышения цен.
Ящик с инструментами? Молоток стекольщика подсказал мне одну нехитрую мысль. Осколки лопнувших под напором ветра зеркал мать аккуратно складывала в кладовке – выкинуть-то все равно не получилось бы. Они-то мне и нужны. А еще клей и какие-нибудь нитки. Лишь бы покрепче.
Стекольщик, отдав на первом же перекрестке так и не пришедшую в себя женщину одному из Них, бредет по погруженным в сумерки улицам, отражается то в одном, то сразу в нескольких окнах. Он устал, но внимательно слушает – не раздастся ли где-нибудь звук разбитого стекла. Или хотя бы треск. Это его работа, он любит ее больше всего. Круг за кругом по вымершим улицам, мимо кривляющихся зеркальных копий себя самого. Минута за минутой, час за часом. Только ветер и строчки песни под нос, без начала и конца.
А люди… Да что люди, нет в них смысла. И не было никогда.
Теперь вот приходится о них заботиться, но это временно, только чтобы кормить Их, несмотря на усталость. Размеренно кормить чужими душами, не понимающими красоты стекла. Его чистоты и безупречности. Его холодного совершенства в мире бессмысленных людей, которые и то, что было, умудрились уничтожить.
Это и награда, и – проклятие. Призраки, к сожалению, тоже не понимают красоты прозрачного и отражающего. Им лишь бы пожрать.
Непонятный зов, немая команда с неумолимой силой тянут его вперед. Странно, вот уже окраина деревни, там дальше домов нет – дорога, уходящая в лес, да и все. Снег, лежавший раньше вдоль обочин, растаял, природу-то не обманешь, апрель. Хоть и холод собачий.
Дорога уводит его в лес. Запас зеркал и сумку с инструментами стекольщик давно оставил, еще там, у околицы, и сейчас поражается, как легко и свободно, оказывается, можно идти. И ветра в лесу почти не чувствуется, деревья заслоняют его высокую сутулую фигуру ветками и стволами.
Далеко впереди, где-то почти у дуба, вместо кроны которого теперь дыра в серое небо среди густых ветвей, что-то сверкает. Фонарик? Факел? Да ну, бред! Кто, кроме него, осмелится выйти из дома навстречу Их голоду.
Стекольщик прибавляет шаг, он почти бежит, подталкиваемый в спину непонятной силой – скорей! скорей! Без тебя там никак! Неяркие вспышки света все ближе, и он видит, что перед косо спиленным пнем старого дерева стоит Федька Бураков. Узнать паренька сложно, но стекольщику даны многие силы, которых нет ни у кого. В том числе – узнавать вот так, на расстоянии, несмотря на диковинный наряд из мешковины, облепленной кусками разбитых зеркал. Немыслимое зрелище, но видимо помогло защититься от Них, раз уж парень дошел до дуба. Как только сообразил, гаденыш…
– Стой! – кричит стекольщик. Бежит, задыхаясь, сплевывает на бегу. Чувствует, как начинает колоть в правом боку, как все прожитые годы наваливаются на спину – куда тяжелее привычной стопки зеркал. – Не подходи к нему! Нельзя!!!
Я слышу крик за спиной. Даже не оборачиваясь, узнаю и голос. Но мне сейчас не до него. Дикая идея защититься осколками лопнувших зеркал от призраков сработала, но дорога вывела меня вместо трассы к райцентру в лес, словно я пошел не в ту сторону. Плевать, я знаю путь к людям и через лес, зря, что ли, всю жизнь здесь прожил. Лишь бы не съели по дороге.