Если на Максимку, Лёву и Густю признание Сергея Ивановича произвело самое сильное впечатление, то Кешка с Данилкой были разочарованы. Надеялись найти красного командира, который повёл бы их в бой на фашистов, а привели циркача… клоуна, может быть, такого, как Бен-Бахар, что выступает только в глухомани.
— Я всегда говорил, что со взрослыми лучше не связываться, — вынес приговор Данилка и безнадёжно махнул рукой.
— Данилка, как тебе не стыдно, — упрекнула его Густя. — Разве Сергей Иванович виноват, что он не полковник, а клоун?
— Правильно, девочка, правильно! Ты рассуждаешь по-детски искренне и по-взрослому умно. Обещаю тебе после войны контрамарку на все цирковые спектакли, — сказал «полковник» и пожал Густе руку.
— Вы хоть будильник нам отдайте, — поникшим голосом попросил Кешка.
— Это мы сейчас, — ответил Сергей Иванович и положил подушку опять на столик. — Раз, два, три, четыре, пять… Вот вам и будильник с ручкой, — сказал Сергей Иванович, подняв подушку.
На столике стоял будильник, а рядом с ним лежала ручка от гранаты.
Кешка взял будильник, ручку, приказал:
— За мной! — А когда вышли из кельи, решительно заявил — Беру командование на себя…
5
Обходя местечко, Кешка сделал крюк километра на три, зато без каких-либо приключений привёл свою боевую группу к колодцу, который называется Змеевой могилой.
Кешка мог бы и раньше рассказать о таинственном колодце в лесу: так, мол, и так, через этот колодец можно пробраться в Кормелицкий монастырь, но он отмалчивался, когда у него спрашивали, куда они идут. Словно охранял невесть какую тайну.
Если честно, так Кешке очень хотелось рассказать, как и куда можно добраться через лесной колодец. Но попробуй расскажи, так уже никакой неожиданности не будет. А на войне всё должно быть неожиданным. Такое уж оно, военное дело. Загадочное, таинственное, совсем, совсем секретное.
— Ну, и зачем ты привёл нас к этому колодцу? — не вытерпел Данилка, не признающий таинственности.
— Сейчас узнаешь, — ответил Кешка.
Тем временем Максимка подошёл к колодцу, заглянул в него и отшатнулся. Отступил шага четыре назад. Его лицо было белым как мел.
— Уф ты, — сказал он. — Оттуда кто-то смотрит огненными глазами.
Посмотреть на огненные глаза захотелось и Густе с Лёвой. От недосягаемой глубины, из которой светились два глаза, у Густи также закружилась голова, но она не показала виду. Только постаралась больше не смотреть в пропасть. Зато Лёва словно примёрз к срубу. Не мог оторвать глаз от тех двух огоньков, горящих глубоко внизу. Ему очень хотелось разгадать их тайну.
— Послушай, Кешка, чтоб мне с этого места не сойти, но там действительно сидит какой-то зверь, а может быть, какая-нибудь рыбина. Есть такая, называется фонарём, — сказал Лёва.
Кешка, однако, на Лёвины слова не обратил никакого внимания. Вместо него к колодцу подошёл Данилка, заглянул вниз.
— Эх ты, химик!.. Это же звёзды отражаются в воде, — сказал он.
— Хватит вам, — прикрикнул на них Кешка. — Вы разве за этим сюда пришли?..
— А ты не тяни лыко, — упрекнул его Данилка. — Говори, зачем мы сюда припёрлись?..
— Зачем?.. Потому что колодец этот совсем и не колодец, — начал Кешка. — Это потайной лаз в подземелье, с которого очень даже просто можно пробраться в монастырь. Теперь кумекаете, что и к чему?.. Ну, вот!.. Я этим самым ходом вывел Сергея Ивановича… Сейчас мы по одному полезем в колодец, по подземелью выберемся в монастырскую часовню, поставим мину и назад. Поняли боевую задачу?
Задача, конечно, была понятная, как таблица умножения, но у Максимки она не вызвала никакого вдохновения.
— Кешка, — обратился Максимка к Кешке, — мне страшно лезть в колодец. У меня голова кружится… С каким презрением посмотрел Кешка на Максимку! Словно Максимка и не человек, а самый последний трус. Максимке стало очень стыдно и мерзко за свою слабость, он втянул голову в плечи, а глаза опустил вниз. Хоть бы Густи не было с ними. Осрамился, совсем осрамился! Что теперь Густя подумает о нём, о Максимке?
— И нечего на Максимку так смотреть, — вступилась Густя. — Есть такие люди, что боятся. Я сама слышала…
— Ну, и ждите нас тут, — решил Кешка. — Мы и втроём справимся.
— Нет, я пойду с вами, — решительно заявила Густя. — А Максимка будет ожидать нас тут.
Поспорив немного, на том и порешили.
— Значит, так, — начал распоряжаться Кешка. — Первой полезет Густя. Подожди, Данилка, не мешай… Я знаю, что делаю. Я её подстрахую на всякий случай вот этой верёвкой. За мной полезет Лёва. Последним — ты, Данилка. Теперь, кто и что понесёт…
Максимка со слезами на глазах наблюдал, как Кешка распределял гранаты: в Данилкину противогазовую сумку сложили гранаты «эргэдовки»; себе Кешка оставил две противотанковые гранаты, а Лёва получил будильник и запалы.
Максимка не один раз хотел закричать: возьмите и меня, и я пойду с вами, но тут же перед его глазами возникала жуткая картина. Он, Максимка Савик, вдруг выразительно видел, как срывается в пропасть, летит навстречу тем звёздам, что блестели в колодце. Ощущение это было таким ярким, таким ужасным, что у Максимки слабели ноги, а сердце едва не выскакивало из груди.
Максимка ненавидел себя, но победить собственный страх никак не мог. И почему он родился таким недотёпой, таким трусливым?..
Густя подошла уже к колодцу, перекинула через сруб ногу. Кешка хотел помочь ей, поддержать за руку, но Густя оттолкнула Кешкину руку и перекинула другую ногу. Нащупав сходни, потихоньку начала спускаться в колодец. Максимка от страха даже закрыл глаза. Ему вдруг показалось, что Густя сорвалась и полетела в пропасть. Он даже услышал, как она закричала. А когда открыл глаза, то увидел, что в колодец уже залезает Данилка.
«Данилка, подожди, я передумал, я не боюсь больше, — хотел крикнуть Максимка, но язык чего-то одеревенел. Тем временем Данилка спрятался с головой в колодце. — Ну и всё, несчастный трус!.. Ничего с тобой не случилось бы. А теперь с тебя и куры будут смеяться. И стоит!.. Хоть бы чего, а то колодца испугался!..»
Максимка ещё долго ругал себя, честил самыми худшими словами. А когда все слова и упрёки были сказаны, Максимка надумал ещё раз без свидетелей заглянуть в колодец.
— Ага-га-га! — крикнул Максимка, наклонившись над срубом.
Долго ничего не было слышно. Потом из пропасти долетел чужой басовитый голос: а-а-а-а!
— Данилка! Кешка!.. — позвал друзей Максимка. Пусть знают, что он, Максимка, осмелился и смотрит в колодец.
С колодезной глубины опять долетело эхо: а-а-а-а!..
— Ты чего это раскричался как петух недорезанный? — послышался за Максимкиной спиной чей-то голос.
Максимка оглянулся. Возле него стоял Зыль-Бородыль с винтовкой на плече. Максимка хотел дать стрекача, но Зыль-Бородыль ловко ухватил его.
— Ишь ты, какой ловкач, — сказал Зыль-Бородыль, держа Максимку за воротник рубашки. — Ты чей же будешь такой шустрый?..
— Ничей, — ответил Максимка.
— Так, значит… Ничей?.. Ни отца, ни матери, — в крапиве вырос?..
— Почему в крапиве? — обиделся Максимка. — У меня дом есть.
— Тогда, может быть, назовёшь свою фамилию, а к ней имя и отчество.
Наученный Кресендорфом, что говорить фашистам правду, всё равно что бить головой в стену, Максимка ухватился за первую фамилию, которая пришла ему на память — их ученика — вечного второгодника и нарушителя дисциплины.
— Демиденко, — ответил он.
— Демиденко? — переспросил Зыль-Бородыль. — Это же какого Демиденки?.. Уж не Власа ли сынок?..
— Да, Власа, — согласился Максимка. Зыль-Бородыль схватил Максимку за волосы, больно дёрнул за них.
— Ах ты, негодяй!.. Врёт и не краснеет, — сказал Зыль-Бородыль. — Это же ты кого обмануть надумал?.. Меня, Зылева, который сам кого хочешь обманет.
— Я не вру, — попробовал стоять на своём Максимка. — Я действительно Юра Демиденко… Юрий Власович…