— Может быть, тебе показалось? — спросил Максимка. — Кто и за кем послал её шпионить?
— За нами, — ответила Густя.
— За нами? — снова испугался Максимка.
— Я сама слышала, как она говорила папе, что найдёт тех подпольщиков, которые стреляли по штабу, увели Грома, а сегодня ночью расклеили листовки и вывесили на колокольне красное знамя… Значит, обещала найти нас…
— Так и сказала?
— Так и сказала…
— Отвернись, мне надо одеться, — сказал Максимка. — Сейчас пойдём к Данилке, и ты всё ему расскажешь…
Максимка одевался торопливо. Теперь он ни капельки не сомневался, что Густина мачеха шпионка. Данилка что-либо придумает. Данилка — голова. Скорее всего надо немедленно уходить из местечка. А может, прятаться в подполье. Вот будет здорово, если они спрячутся в подполье. Никто их тогда не найдёт!
— Послушай, Густя, а про какие листовки ты говорила? — вдруг вспомнил он Густины слова насчёт красного знамени на колокольне и расклеенных листовок.
— Про те, что вы вчетвером сегодня ночью расклеивали, — улыбнулась Густя. — Думаешь, не знаю, почему ты так долго спал? Потому, что листовки расклеивал, знамя вывешивал на колокольне…
— Густя, я ночью спал, — признался Максимка. — Я листовки не расклеивал…
— Не ври!.. Тебе приказали ничего не говорить мне, потому что мой папа служит фашистам… Но я никогда, никогда не выдам нашей тайны, даже если меня пытать будут…
— Я тебе верю, — сказал Максимка. — Но пусть меня сорок ведьм схватят, если я тебе соврал..»
Максимка хотел ещё поклясться головой, как вдруг увидел на столе сложенную вчетверо бумажку. Не иначе как мама оставила записку!..
Взял Максимка бумажку — так и есть, записка…
«Максимка! Сыночек! Мы с Аннушкой пошли жать рожь. Её нам выделили в колхозе. Алёнка погнала пасти корову. Как проснёшься, быстренько позавтракай и смени Алёнку. Хорошо, сынок?»
Максимка прочитал записку и очень опечалился.
Ну, почему взрослые люди ничего не понимают? Им лишь бы мешать детям. И не подозревают, что у детей тоже есть очень важные дела. Не успеешь задумать что-либо, как мама тут же находит тебе какую-нибудь опротивевшую работу. Где тут справедливость? Что будет делать Алёнка, если Максимка пойдёт пасти корову? Ничего стоящего. А Максимке, может быть, придётся сегодня прятаться в подземелье, идти в партизаны. Ну, кто возьмёт Алёнку в партизаны, если она выстрелов боится; кто возьмёт её в подземелье, если она мышей боится?.. Лягушек и то боится… Так пусть и пасёт корову…
Подумав так, Максимка решительно сказал Густе: «Пошли».
Сказать-то сказал, но совесть тут же заговорила: нехорошо, Максимка, маму не слушать. А что тебя папа просил, когда в Красную Армию уходил?.. Слушать маму. Ну, вот!.. А ты?.. Стыдно, брат!..
«Но это же будет последний раз. А потом я всегда буду маму слушать», — принял Максимка такое решение и с лёгким сердцем выбежал во двор.
Максимка дважды свистнул — условный знак, чтобы Данилка услышал, что пришёл Максимка и что у него важное дело. Данилка не отозвался. Но дверь в сени была открыта. Значит, Данилка дома. Тогда почему же не выходит? Не иначе делает вид, что не слышит или что нет необходимости.
— Я сейчас. Подожди меня здесь, — попросил Максимка Густю.
Густя села под забор, а Максимка побежал в дом. Сейчас он как завоет волком!.. То-то же испугается Данилка!
3
Максимка открыл дверь, хотел завыть по-волчьи, но язык словно онемел. И не удивительно. В углу за столом сидел дед Ничипор, а напротив него Густина мачеха Антонина Павловна, шпионка!..
Оба они, услышав, как заскрипела дверь, чего-то вздрогнули, но тут же и успокоились. А у Максимки сердце едва не выскочило, да, к счастью, как-то задержалось в пятках.
— Что тебе надо, мальчик? — спросил дед Ничипор. — Данилка? Так его нет дома.
Максимка тем временем не сводил глаз с Густиной мачехи. Ну, просто как гипнозом притягивала. Он первый раз в своей жизни видел живую шпионку.
— А ты чей же будешь, не Савиков ли? — вдруг спросила Густина мачеха. — Не Христины ли Климентьевны сынок?..
Только этого и не хватало! Максимка, не сказав ни слова, пулей вылетел во двор. На лету крикнул Густе:
— Бежим! — и метров, наверно, триста чесал не оглядываясь. Свернув в переулок, приостановился, подождал Густю. — А знаешь, кто у Данилки сидел? Никогда не догадаешься… Твоя мачеха, вот кто!
Новость эта поразила и Густю.
Чего Антонина Павловна очутилась в Данилкином доме? Скорее всего выследила Данилку. Но как она догадалась, что Данилка стрелял из пушки по штабу?.. Разве дед Ничипор навёл на след? Всё может быть. Война изменила людей, и теперь уже трудно догадаться, кто свой, а кто чужой…