Максимка выслушал Густю, сказал:
— Это ты правду говоришь, Густя. Взрослых теперь совсем нельзя понять. Они говорят одно, делают совершенно другое, а нас учат быть правдивыми и честными…
Они оба задумались. Несколько шагов шли молча.
— Я сразу догадалась, что мачеха совсем не мачеха, — нарушила молчание Густя. — Скажи, Максимка, твоя мама говорила твоему папе «вы»?
— Нет…
— А ещё скажи, твои папа с мамой жили в разных комнатах?..
— В одной, — ответил Максимка. — А почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что мачеха говорит папе «вы», называет его Иоган Карлович, и живут они в разных комнатах…
— А может, они поругались? — предположил Максимка.
— Нет, Максимка, не поругались, — горячо заверила Густя. — Они очень вежливо разговаривают.
— Значит, шпионка, — согласился Максимка. — Только кто её послал шпионить?..
— Кресендорф, вот кто, — ответила Густя. — Начальник фашистской полиции. Я сама видела, как мачеха ходила в полицейское управление. Наверно, за приказами от Кресендорфа…
Разговаривая, Максимка с Густей не заметили, как дошли до кладбища.
Бабушка Ерофеиха сидела на завалинке, вязала лекарственные травы в пучки. Ими бабушка лечила все болезни, какие только есть на белом свете.
Максимка оставил Густю возле калитки, а сам зашёл во двор, поздоровался:
— Добрый день, бабушка… А Кешка дома? — спросил он.
Бабушка перестала вязать траву в пучки, исподлобья глянула сначала на Максимку, потом на Густю.
— Нету Кешки, — сказала она. Вот незадача!..
— Может быть, Данилка к вам приходил? — спросил Максимка. — Может, вы знаете, куда они пошли?..
Бабушка Ерофеиха промолчала, словно не услышала Максимкиного вопроса.
— Чья ж это девочка будет? — спросила она у Максимки. — Не Иогана ли Карловича дочь?..
Максимка удивился: и как это взрослые могут угадывать, у кого и кто родители?..
— Его, — подтвердил он.
— Славная девочка, славная, — похвалила бабушка Ерофеиха Густю. — А Кешки дома нет… Никого дома нет…
— И Лёвы? — спросил Максимка.
— Какого Лёвы? — удивилась бабушка Ерофеиха. — У нас отроду никакого Лёвы не было…
Максимка даже рот раскрыл от неожиданности. Неужели бабушка забыла, как они вчера приходили к ней после побега из-под конвоя?
— Того Лёвы, который убежал из-под расстрела и который вчера у вас остался, — напомнил Максимка.
Бабушка замахала руками.
— Перекрестись, парень!.. Приснилось тебе что-то или ты, может быть, бредишь?..
Максимка ушам своим не мог поверить.
— Это вы, бабушка, обо всём забыли. Мы с Данилкой вчера после обеда приходили к вам с Лёвой Гутманом. Вы нас обедом угощали, а тут как раз фашисты в дом ворвались. Вы им ещё яйца давали. Потом мы пошли, а вы Лёву оставили. Сказали, что ему очень опасно на улице показываться…
Бабушка Ерофеиха задумалась. Максимка решил, что она и правда обо всём забыла. Максимкин папа, бывало, говорил, что есть такая болезнь, склероз называется, от которой человек всё начисто забывает, что делал или что говорил. Может быть, бабушка Ерофеиха и заболела на этот склероз. Если бы Максимкин папа не был на фронте, то он сразу же вылечил бы бабушку. Ему это ничего не стоит. Он и не такие болезни лечил. А теперь придётся бабушке ждать, пока Максимкин папа возвратится с фронта.
— Слушаю тебя, парень, и удивляюсь, — вдруг заговорила бабушка, — о чём ты говоришь?.. Выдумываешь что-то, а Иогана Карловича дочурка бог знает что может подумать. Меня же вчера целый день дома не было. Как же ты мог ко мне приходить и как я могла кормить тебя обедом, если я того обеда и не варила. Так что иди, моя детка, домой, и пускай твоя мама тебя в кровать положит, пока температура не спадёт…
Бабушка подтолкнула Максимку в спину, и он пошёл, ничего не понимая.
— Думаешь, я обманываю? — начал он оправдываться перед Густей, когда они отошли от кладбища. — Чтоб мне с этого места не сойти, если я вру. Абсолютно всё так и было, как я тебе рассказывал. Почему же тогда бабушка говорит, что мы к ней вчера не приходили. Кто-то же из нас врёт? Либо она, либо я…
— Послушай, Максимка, — вдруг остановилась Густя, — а что, если фашисты вчера возвратились, схватили Лёву, а бабушке приказали молчать? Вдруг она сама выдала Лёву фашистам?!
— Нет, нет! — запротестовал Максимка.
— Но ты же сам говорил, что взрослые говорят одно, а делают совсем другое, — напомнила Густя.