Заметив Аллочку, Люба оцепенела, потом вспыхнула, соскочила с карниза на землю и, не оборачиваясь, убежала.
Аллочка так растерялась и так испугалась, словно её поймали на горячем.
И вдруг вспомнила: где-то с полгода назад, весной, она уже видела однажды Любу тут, на заднем дворе. Только Люба тогда стояла не на карнизе, а просто у окна и, приставив козырьком руку к Стеклу, заглядывала внутрь. И снова-таки, увидев Аллочку, Люба покраснела и растерялась. Но тогда Аллочка не придала этому значения. Конечно, заглядывать в чужие окна не очень красиво, поэтому Люба и покраснела. Единственное, подумала тогда Аллочка, это то, что окно было бабы Надиной кухни.
И только теперь простая и очевидная мысль мелькнула в голове:
"Так вот почему она меня не любит! Она воришка, что то крадёт из окон первого этажа, а я заметила, и потому она меня невзлюбила".
Когда человек находит мотивы каких-то непонятных, необъяснимых до этого явлений, ему сразу становится легче.
Аллочке стало жаль Любу. В конце концов, Люба неплохая девочка. Добрая и искренняя. Гришка Гонобобель ещё в третьем классе рассказывал как-то про болезнь — клептоманию, когда человек просто не может не красть.
А что, если Люба больна?
Что делать?
Как ей помочь?
Главное, надо её сначала успокоить.
На следующий день в школе Аллочка подошла к Любе и скороговоркой прошептала ей на ухо:
— Ты не бойся, я никому не скажу. Клянусь.
Люба покраснела и дёрнула плечиком. Ничего не сказала, молча отвернулась.
"Бедная… Переживает, — подумала Аллочка. — Конечно, кто бы не переживал на её месте".
Теперь Аллочку уже совсем не волновало недоброжелательное Любино отношение.
Однажды утром мама разбудила Аллочку раньше обычного. Аллочка сразу заметила, что мама как-то непривычно возбуждена, взволнована.
— Вставай, доченька! Вставай, дорогая! Сегодня ты в школу не пойдёшь. Я договорилась с Глафирой Павловной… Ты полетишь с бабой Зоей на несколько дней в Одессу.
— Зачем? Что случилось? — удивилась Аллочка.
— Ничего не случилось. Просто бабе Зое нужно срочно в Одессу. Ей почему-то не переводят пенсию. Надо выяснить в собесе. А я боюсь её одну отпускать. Ты же знаешь, какая она стала забывчивая, невнимательная.
Баба Зоя была уже одета, и посреди комнаты стоял чемодан. Оказалось, самолёт отлетает через два часа, а билетов ещё нет.
Правда, для папы Грацианского проблемы с билетами не существовало. Он часто отправлял спортсменов во все концы Советского Союза, а то и за границу, и в Аэрофлоте у него были «железные», как он сам говорил, контакты.
Всё произошло в ускоренном темпе — быстрый завтрак, машина, аэропорт, самолёт… И через каких-то три с половиной часа Аллочка была в Одессе.
И хотя в Одессе она уже бывала, но всегда летом, на каникулах, и эта неожиданная поездка среди учебного года оказалась очень интересной. Аллочка вообще любила путешествовать. Баба Надя с малолетства приучила её к этому. А путешествовать в то время, когда все ходят в школу, согласитесь, в этом есть что-то волнующее.
Свои дела в собесе баба Зоя утрясла очень быстро, за каких-то полчаса. И всё время была с Аллочкой. Они ездили в Аркадию, на Большой Фонтан, на шестнадцатую станцию, ходили по безлюдным, опустевшим пляжам, катались на катере. Был октябрь, но дни стояли солнечные, безоблачные, и ветер с моря приносил солёные брызги волн и йодистый запах водорослей. Аллочка любила море в Одессе. Даже больше, чем в Крыму, где она была однажды с родителями на спортивной базе в Алуште.
А на следующий день вечером Аллочка впервые в жизни была, как взрослая, в театре оперетты. Да ещё в каком! В знаменитом, одесском! И сидела в директорской ложе, куда посадил их, нарушая правила, знакомый бабе Зое администратор, с которым она весь антракт курила и хохотала в маленьком кабинетике, обклеенном яркими афишами. Вообще в тот вечер баба Зоя могла сама спокойно выступать на сцене вместе с примадоннами-такая она была очаровательная и эффектная как сказал администратор, в своём панбархатном платье и модной причёске «Каскад» ("Ой, не смотрите на меня, потому что ещё немного, и я вас выпущу на сцену во втором акте").
И тогда же, во втором акте, под музыку Штрауса Аллочка вдруг ощутила прилив нежности к бабе Зое и прошептала ей:
— Всё-таки я тебя очень люблю. Спасибо, что ты привела меня сюда.
Растроганная баба Зоя порывисто привлекла её к себе — она впервые услышала от Аллочки такие слова.
Три дня промелькнули быстро и незаметно.
Они возвратились на самолёте в воскресенье. В аэропорту их встречали папа и мама. Аллочка была очень весёлая и, захлёбываясь, рассказала про свои одесские впечатления.
И лишь после обеда мама обняла Аллочку за плечи и, виновато приглушив голос, сказала:
— Ты только не волнуйся, доченька… Я должна сообщить тебе печальное известие. Умерла баба Надя. Вчера её похоронили…
Аллочка так растерялась, что сразу даже не заплакала. Несколько секунд она молчала. Потом подняла на маму широко раскрытые глаза:
— Так, значит, вы… специально? Мама отвела взгляд:
— Ты такая впечатлительная, Аллочка! Мы боялись… Мы думали…
Мы хотели…
— Как вы могли?! — И только теперь она заплакала — громко, содрогаясь всем телом.
Они успокаивали её все втроём — мама, папа, баба Зоя. Она перестала наконец плакать и направилась к входной двери.
— Куда ты?! — испугалась мама.
— Не выдумывай! — сказал папа. Но она упрямо поджала губы:
— Нет, я пойду!
— Пускай идёт, — сказала баба Зоя. — Ей нужно сейчас побыть одной. Всё-таки баба Надя вынянчила её.
Аллочка спустилась во двор и, ощущая под сердцем холодок, пошла к окнам бабы Надиной квартиры. Подошла вплотную, приложила козырьком руку ко лбу и заглянула внутрь.
Хотя все вещи были на местах, она не узнала теперь знакомую с малолетства комнату. Только присмотревшись, поняла почему. Все зеркала были занавешены белыми простынями. А зеркал в той комнате было множество, как вы помните. И это было страшно. Аллочка отпрянула от окна.
Из подъезда вышла дворничиха тётя Галя, соседка бабы Нади.
— О! Ты мне как раз и нужна, — кивнула она Аллочке. Подняла фартук, порылась в кармане пиджака, вытащила конверт и протянула:
— Это тебе. Написано "в собственные руки". Потому я и не отдала родителям.
У Аллочки остановилось сердце, когда она взяла конверт. Знакомым почерком бабы Нади на конверте было написано:
"Аллочке Грацианской (в собственные руки)".
— Я нашла его на буфете. Когда опечатывали квартиру. Такой была человек! Как жалко! Сердце не выдержало. Потому что такое было сердце… За других болело. А тот, кто чужую боль в своё сердце не пускает, сто лет живёт.
Тётя Галя ещё что-то говорила, но Аллочка уже не слышала. Не заметила она и как дворничиха ушла.
Она то смотрела на конверт, то прижимала его к груди, то снова смотрела. И никак не решалась распечатать.
Наконец решилась.
"Любимая моя Аллочка! Девочка моя дорогая!
Ночью у меня был сердечный приступ, боялась, что не дотяну до утра. Потому решила тебе написать. На всякий случай. А то не успею… И ты не узнаешь, что я всё знаю. И безгранично благодарна тебе за твою тайну. Я знала, я верила, что ты не сможешь так просто забыть свою бабу Надю. Потому что нельзя забывать тех, кто так тебя любит. А ты для меня — самая родная, самая добрая. Нет у меня на свете никого, кроме тебя… Я всё понимаю, что видаться нам нельзя и не нужно. У тебя есть родная бабушка, которую ты должна любить. И любишь. Я бы никогда не простила себе, если бы стала между вами. Это было бы преступление…