========== ==========
Летний ночной ветерок качал деревья из стороны в сторону, пока на горизонте всходила луна. Издали казалось, что в этих краях и не было никакой войны: всё было чисто и опрятно. Где-то в лесной тьме пели птицы, а на земле мог встретиться пробегающий мимо заяц. Листья, срываясь с деревьев, падали на ветки, сумбурно разбросанные по всему лесу и напоминавшие случайным путникам, что война всё-таки затронула эти места. Проходя мимо очередных кустов, можно было наткнуться на заметные следы от пушек-гаубиц, которые солдаты, видно, катали туда-сюда, пытаясь выцелить врага.
На фоне этой спокойной картины северо-востока Лонгсворда выделялся ветхий красный амбар, из которого лился свет костра, освещая как распахнутые двери, так и проломленную двускатную крышу. Он мог и привлечь внимание, если бы здесь кто-то был, кроме девяти пони, спрятавшихся в нём. Хотя, судя по их позам, это было похоже на отдых от испытаний войны.
У костра сидел жеребец с синей шерстью, который, положив винтовку себе под передние ноги, резво уплетал украденный у врага сухпаёк.
— Вот за что действительно нужно похвалить коммунистов, так это за их умение готовить! — протараторил он, разогнав умиротворяющую тишину, и впихнул в себя ещё порцию салата.
— Тебе с таким рвением нас бы не сожрать, — прокомментировал эти слова пони с шерстью торфяного цвета, находившийся недалеко от костра.
Внезапно для всех на балкончике в углу амбара кто-то резко зашевелился, и из-за перегородки высунулась серогривая тёмно-зелёная морда пони, свесившего свои ноги на перегородку.
— Вот так каламбур! — радостно прокричал он, разбудив двух прятавшихся в тени и спавших крепким сном солдат, и как-то философски наклонил голову вбок. — Мы же вроде травоядные, а такие шутки шутим!
Торфяник, посмотрев в его сторону, прорычал что-то нечленораздельное, а затем вернулся к игре в крестики-нолики со своим товарищем с фиолетовой шерстью, который был младше всех здесь присутствующих. Разбуженные солдаты, глянув одним глазком на говорившего, снова положили головы на свои ноги и продолжили дрыхнуть как ни в чём не бывало.
— Капрал Репрабат, — внезапно обратился к выступившему, даже не посмотрев на него, лежащий у дверей с убранными за голову передними ногами бежевый пони. — Пожалуйста, вернитесь к своей работе.
Тот надул щёки, но ироническую ухмылку с морды не убрал. Помолчав с секунду, он, смеясь над ситуацией, выпалил:
— Пока другие сражаются с красными и реформистами, я сражаюсь с ящиками! Спасибо, о, сержант!
Но он никак не отреагировал на это, как и на то, что его подчинённый, судя по шуму, пнул ящик. Держа глаза прикрытыми, из-за чего казалось, что ему видится уже пятый сон, он зорко наблюдал за обстановкой и за настроением своих бойцов. Прекрасно видя, что обжора пытается заесть свой стресс, он указал ему на это, на что тот отмахнулся:
— Сэр, так это… там этой жратвы полно! И я не пытаюсь, как вы говорите, что-то там заесть.
Но его оправдания вызвали лишь ухмылки и перешёптывания у сидящих рядом с ним игроков в крестики-нолики, и под их давлением ему пришлось отложить пачку салата подальше. Сержант, удовлетворившись и таким ответом, перевёл взгляд влево, на прижатого спиной к стенке светло-оранжевого солдата в каске, из-под которой выглядывала белая грива. Он держал в копытах какой-то листок, на котором можно было разглядеть неаккуратный почерк. Фиолетовый, словно поняв намёк, поднялся, обогнул костёр и, громко цокая, подошёл к солдату.
— Фамир, а что ты читаешь? Это какое-то письмо? — спросил он с нескрываемым интересом, показательно наклонив уши вперёд.
Послышался вздох, и, поборов нежелание разговаривать, Фамир выдал:
— Это письмо от жёнушки моей. Прислала за день до этого чёртового боя! — на мгновение повысив тон, начал он, а, успокоившись, продолжил. — Я же по семье скучаю. Люблю их очень.
Собеседник подумал-подумал и задал следующий вопрос:
— А зачем ты сюда вызвался, если каждый день без них нагоняет на тебя тоску?
На балкончике снова зашевелились ящики, и та же самая морда выкрикнула, заливаясь смехом:
— Он просто бабу на войну променял! Шило на мыло, так сказать.
Фиолетовый повернул к нему голову, выдавил из себя самый презрительный взгляд в своей жизни и проговорил так медленно, чтобы смысл каждого слова дошёл до зелёного:
— Это не повод для шуток, Репра!
Тот внезапно замолчал, словно перевоспитавшись, но затем также резко на него напал очередной приступ откровенного ржача:
— Да ладно тебе, Пак! — выкрикнул он, постучав по перегородке. — Сам же сказал, что хочешь понюхать пороху. Говорил? Говорил. Теперь понюхай солдатской сарказм!
Жеребец уже хотел парировать такой «солдатской сарказм», но, глянув на Фамира, понял, что попытки донести до капрала хоть что-то заранее обречены на провал.
— А кто, если не я? — неожиданно для всех продолжил Фамир после того, как увидел стремление молодняка защитить его. — Сами за себя они не постоят. Если реформисты придут, то перебьют нас. Если коммунисты придут, то отберут всё и бросят нас на произвол судьбы. Лучше остановить их здесь, чем расплачиваться за бездействие позже.
Выслушав эту речь, к диалогу подключился торфяник, незаметно подошедший к этим двум.
— Если мы не займёмся политикой, то политика займётся нами! — начал он, радуясь тому, что нашёл идейного собрата. — Представьте себе социалистическую Речную Республику, — предложил собравшимся, наблюдая, как они шарахаются от подобных фантазий.— Представили? А её не будет, потому что я и многие тысячи таких же, как я, встали на защиту гармонии и демократии, — поднявшись на задние ноги после этих слов, он начал размахивать копытами, явно наслаждаясь своим прошлым. — Ох, и скольких же социалистов я сломал, скольких социалистов я переломал. Один, помню, даже без ушей остался.
Но его пламенную речь поддержал только Пак, восторженно потопав передними ногами по земле, а Фамир опустил голову, прижав к ней уши. Республиканец, ожидая поддержки ото всех, как-то сбавил пыл, увидав, что даже идейный собрат оказался не таким уж и идейным. Это заметил и Репра, спросив у него насмешливо:
— Швер, а как давно в гармоническую партию стали брать всяких уличных маргиналов с черепно-мозговыми?
В отличии от семьянина политактивисту было что сказать. Он, растянув рот в улыбке, ответил вопросом на вопрос:
— А как давно в армию начали допускать отпрысков предателей короны?
У Репры в сию минуту пропала ухмылка, улетучился игривый настрой, уступив место гневу… и обиде.
— Откуда…
Шверу явно понравилась такая реакция, но накалять обстановку он не решился, спокойно ответив:
— Ну, у меня есть информаторы.
Сержант, до этих пор просто наблюдавший за ситуацией, бросил на Репру намекающий взгляд. Тот его уловил и всё понял. И мгновения хватило, чтобы злость, сосредоточенная на Швере, перекинулась на информатора. Но он, ничего не говоря, сменил улыбку на грозный оскал и заострил уши. Этого хватило, чтобы Репра растерял всю храбрость и начал невинно вилять хвостом.
Пак, наблюдая за этим представлением, продумывал в голове самый волнующий его вопрос и, победив страх, всё-таки его задал:
— Ребят, как думаете, а Эквестрия с Империей помогут нам? Ну, то есть, пришлют солдат?
Сержант, ранее не желавший активно участвовать в разговорах, вскочил на ноги настолько быстро, что Репра чуть не схватил сердечный приступ, а Пак успел сто раз пожалеть, что вообще заикнулся об этом.
— У меня к тебе имеется два вопроса, рядовой Пакинши, — выплюнув соломинку, строго начал он, идя в сторону костра. — Во-первых, разве ты не знаешь, что Эквестрия уже нам оказывает помощь? Глянь на свою винтовку — она эквестрийского производства. А во-вторых, — после этих слов злоба на его морде стала отчётливо видна. — Забудь о Империи и о грифонах вообще. Не друзья они нам.