– Мы эти ваши дурные привычки уже множество раз наблюдали, – отозвалась яггутка-мечник. – Ничего неожиданного мы не увидим. – Она обратилась к сотоварищам: – Разве Сакув Арес не достойный командир?
– Еще какой! – отозвался нестройный хор грубых голосов.
– Помните, что он нам сказал, прежде чем сюда отправить?
– «Представьте себе, что это т’лан имассы», – ответили ей тринадцать яггутов.
Последние выжившие из единственной яггутской армии, которые на деле вовсе и не выжили, вновь расхохотались. Раскатами этого хохота они встретили касту, и он ни на миг не затих за все время последовавшей за этим ошеломительной и кровавой схватки.
Наблюдавший за ней с расстояния в сотню шагов Саг’Чурок чувствовал, как покрывающее его шкуру масло затвердевает под порывами Омтоз Феллака, когда древняя Обитель Льда сперва задрожала под ударами кеп’ра, а потом контратаковала – разрывая плоть и расшвыривая повсюду замерзшие клочья.
В гуще битвы железо вступило в спор с другим железом – на древнейшем из языков.
Саг’Чурок смотрел. И слушал. А увидев и услышав достаточно, поступил, как велела ему Дестриант. Оставил поле битвы. Поскольку знал уже, чем она закончится. И познал также еще более глубокий, еще более болезненный укол стыда.
Яггуты. Мы жили с вами в одном мире, но никогда не считали вас за врагов. Яггуты, т’лан имассы так никогда и не поняли – бывают народы слишком благородные, чтобы соперничать. Хотя, вероятно, благородство-то их и бесило больше всего.
Сакув Арес, их командир… кто ты такой? И откуда ты знал? Хотел бы я услышать твой ответ на один-единственный вопрос. Откуда ты знал, что сказать своим солдатам?
Этого хохота Саг’Чурок не забудет уже никогда. Звук врезался ему в шкуру, плавал теперь в водоворотах его души, плясал в густых ароматах его шока и облегчения. Все понимающее веселье, сухое и сладкое одновременно, жестокий звук, от которого перехватывает дыхание.
Я слышал, как хохочут покойники.
Он знал, что пронесет этот хохот через всю свою жизнь. Что хохот будет его поддерживать. Придаст силы.
Теперь, Калит Эланская, я понимаю, отчего у тебя этим утром так сверкали глаза.
Позади него тряслась земля. И непрекращающейся песней лился хохот.
Там, где болото было не слишком глубоким, из него торчали бутылкообразные стволы деревьев – раздутые настолько, что Свищу казалось: они вот-вот лопнут, выбросив наружу… что? Он не имел ни малейшего представления, но если принять во внимание тех чудовищ, которых они уже видели – по счастью, с безопасного расстояния, – нечто жуткое настолько, что будет до конца жизни являться ему в кошмарах. Он прихлопнул слепня, впившегося в колено, и пригнулся сильней, ниже уровня кустов.
Жужжание и писк насекомых, ленивый плеск волны об раскисший берег – и глубокое, ровное дыхание кого-то огромного. Каждый выдох сопровождался резким присвистом, и они все повторялись… и повторялись…
Свищ облизал покрытые потом губы.
– Какое большое, – прошептал он.
Сидящая рядом с ним на коленях Синн подобрала черную пиявку с присоской на каждом из концов и позволила ей вцепиться себе в кончики пальцев. Потом развела их, с интересом наблюдая, как скользкое существо растягивается в длину. Становясь, однако, при этом все толще.
– Это ящер, – сказала она.
– Дракон?
– Драконы не дышат, во всяком случае, не как мы. Потому-то и способны путешествовать между мирами. Нет, это ящер.
– Мы потеряли дорогу…
– Никакой дороги и не было, Свищ, – ответила ему Синн. – Была тропа, и мы с нее не сбились.
– В пустыне было лучше.
– Времена меняются, – сказала она, и потом улыбнулась. – Это шутка такая.
– Не понял, что тут смешного.
Она состроила гримасу.
– Время, Свищ, никогда не меняется. Что меняется, так это вещи.
– Ты о чем сейчас?
– О тропе, само собой. Мы как будто идем следом за чьей-то жизнью, и жизнь эта была очень долгой. – Она обвела вокруг свободной рукой. – Вот из этого всего и получилась заваруха на другом ее конце – том, откуда мы с тобой начали.
– То есть мы движемся назад во времени?
– Нет. Это значило бы, что мы идем не в ту сторону.
– Сними уже эту дрянь, пока она у тебя всю кровь не высосала.
Она протянула ему руку, и он оторвал пиявку – не без труда, что оказалось довольно неприятно. Из набухших ранок на кончиках пальцев Синн потекла кровь. Свищ отшвырнул пиявку подальше.
– Как ты думаешь, он учует?