Нам следует заключить мир с баргастами.
Он чувствовал себя старым и опустошенным.
Еще день назад казалось, что возмездие сверкает чистотой. Воздаяние было острым, как хорошо отточенный нож. Четыре больших сражения, четыре победы. Кланы баргастов рассеяны и обратились в бегство. По существу, остался лишь один из них, самый южный и самый большой, клан Сэнан. Которым правил некий Онос Т’лэнн. Сейчас к лагерю этого вождя двигались с разных сторон три армии акриннаев.
Наши телеги трещат под весом баргастского оружия и доспехов. Полные заморских монет сундуки. Груды необычных мехов. Украшения, драгоценности, тканые ковры, чаши из тыкв, кривые горшки из плохо обожженной глины. Все, что было у баргастов, теперь наше. Избавились мы лишь от тел прежних обладателей всего этого. Если не считать горстки сломленных пленников.
Мы сейчас что-то вроде бродячего музея народа, которому вот-вот суждено исчезнуть.
И однако я намерен просить мира.
Когда командиры об этом услышат, они станут хмуриться у него за спиной, полагая его за старика с разбитым сердцем – и имея на то полное право. Они тем не менее подчинятся его приказам, но в последний раз. По возвращении домой скипетр Иркуллас будет всеми считаться «правителем на закате седин». Человеком, в глазах которого уже не светится будущее, тем, кто ждет смерти. Но такое рано или поздно случается с каждым. Все, чего боишься, обязательно случится.
Один из воинов передового отряда, Гафалк, подскакал к нему и осадил коня рядом с конем скипетра. Воин спешился, подошел к Иркулласу и встал перед ним.
– Скипетр, мы осмотрели западный склон долины, вернее, то, что от него осталось. Дед Йара, – он говорил сейчас про старшего среди пленных баргастов, – рассказал, что ему как-то довелось сражаться у стен города под названием Одноглазый Кот. Нынешние воронки напоминают ему о, выражаясь его словами, «морантской взрывчатке», только не сброшенной с небес, как это делают моранты. Это больше похоже на то, как взрывчатку используют малазанцы. Те ее закапывают в землю и устраивают так, чтобы все взорвалось одновременно. Оттого земля и становится дыбом. Это что-то вроде гранат. Называются, как он говорит, «ругань»…
– Мы знаем, что в Летере находится малазанская армия, – задумчиво произнес Иркуллас. Потом покачал головой. – Только объясни мне, что им делать здесь. Зачем вступать в битву, к которой они не имеют отношения. Убивая без разбору акриннаев и баргастов…
– В свое время, скипетр, баргасты с этими малазанцами враждовали. Так утверждает Йара.
– И однако, разве наши разведчики видели их силы? Ведет отсюда хоть один след? Эти малазанцы, Гафалк, они что, призраки?
Воин беспомощно развел руками.
– Но что это тогда было, скипетр?
Гнев богов.
– Волшебство.
В глазах Гафалка вдруг что-то вспыхнуло.
– Летерийцы…
– Были бы только рады видеть, как акриннаи и баргасты уничтожают друг друга.
– Но, скипетр, говорят, что после малазанского вторжения они остались почти без магов. А их новый седа – старик, одновременно занимающий и должность канцлера, он вряд ли способен командовать армией…
Но Иркуллас уже и сам отрицательно качал головой.
– Даже летерийскому седе не спрятать целую армию. Ты прав в своих сомнениях, Гафалк.
Беседа явно была обречена ходить кругами, пока не вцепится в собственный хвост. Иркуллас шагнул мимо воина, чтобы еще раз бросить взгляд на уничтоженную долину.
– Откопайте столько наших воинов, сколько удастся. На закате мы прекращаем все попытки – пусть остальные покоятся там, где полегли. Ночная мгла отступит перед светом погребального костра для наших мертвых. Я же проведу эту ночь в бдении.
– Слушаюсь, скипетр.
Воин направился к коню.
Да, бдение – это то, что нужно. Ночь без сна – пусть яркое пламя отгонит прочь поселившуюся в душе тошноту.
Лучше всего, подумал он, будет не дожить до возвращения домой. Пускай с его внуками играет в медведя их дядюшка, или двоюродный братец, – короче, кто-нибудь другой. А еще лучше, если у него до самой смерти так и не выдастся возможности поспать.
Одна последняя битва у лагеря сэнанов. Перебить их всех – и самому пасть в бою. Смешать свою кровь с красной грязью. А когда я умру, тогда и заключу мир… с их мертвецами. Вряд ли есть смысл продолжать эту треклятую идиотскую войну на пепельных равнинах смерти.