Теперь вот это вот все надо на шпаргалку написать и выучить.
В церкви мне было малость не по себе: врать священнослужителям априори нехорошо, утаивать информацию — тоже, да и вообще жутковато. Но повезло еще больше, чем с Фролушкой: отец Нафанаил — уютный, как старичок-лесовичок, с седой бородой и чуть близоруким взглядом голубых глаз очень тактично выслушал историю Ксении Нечаевой, посочувствовал потерям, согласился с тем, что папенька оставил меня в очень сложном положении и работа на Фрола Матвеевича, благодетеля моего, это лучший выход в данной ситуации. И то, что с бумагами пока катавасия получилась, ввиду пожара в имении — не удивился. Тем более, что информация о трагедии в распоряжении епархии была.
Грехи отпустил, благословил и теперь на год я свободна.
Весь апрель и половину мая я усаживала свою пациентку на кровати и пробовала разминать ей ноги. За год неподвижности мышцы изрядно ослабели, так что я возилась с ней как с младенцем — крутила руки и ноги, разогревала мышцы, до визга радовалась реакции на щекотку. Та мычала и тоже улыбалась моему восторгу, а особенно — Фролу.
А в конце месяца Фрол Матвеевич засобирался в путь.
— В Вольск надобно заехать. Там еще у батюшки должники оставались. И в Хвалынск загляну — там один из его партнеров дело закрывает, авось что и куплю подешевке.
Шанс — один на миллион. Сама я туда вряд ли незаметно доберусь, а вот с шефом… Я долго думала, а потом вечером, как стемнело прокралась в его комнату и бухнулась в ноги.
— Фрол Матвеевич, возьмите меня с собой. Ну очень надо. Сон мне был, что бумаги мои там.
— Где? — оторопел начальник, доселе не видевший меня в таком смятении.
— В селе Малая Федоровка… Дом крестьян Гавриных. Там еще живут Иван, сын его Алексей, брат Гурьян. В амбаре над дверью тайник, а там все мои вещи.
— Диво-то какое — такие сны видеть… — задумчиво протянул начальник. — На кресте подтвердить сможете?
Я выдохнула.
— Вот Вам крест, что не видела их наяву ни разу, и не бывала там, и лишь знаю, что там мои документы.
— Малая Федоровка… Это ж кулугурское село.
Я пожала плечами.
— Вот что, Ксения Александровна. Слово мое такое будет — я сам туда поеду и все разузнаю. А Вам как раз пока с Анфисой Платоновной догляда хватит, да и в лавке глаз да глаз нужен.
Штирлиц был не просто близок к провалу — этот самый провал приближался с каждой секундой. По здравому рассуждению, Фрол был прав. В замкнутой старообрядческой деревне странную девицу без роду-племени встретят настороженно, а проводят в лучшем случае недобрым словом. Попросить достать свое добро будет очень глупо, а любая попытка украсть обернется катастрофой.
Но даже если Фролу удастся добыть мои сокровища, то обстоятельства их обнаружения окажутся еще более дикими. По всему выходило, что надо бежать, но куда? Как?
Сразу после отъезда Фрола я пошла к скупщику, которому впарила свои часики. За необычность конструкции и китайское происхождение удалось выручить десять рублей. Вот теперь мне точно труба — с десятью рублями в чужом перешитом платье и с жалкой сумочкой новую жизнь точно не начнешь. Бежать некуда, придется как-то выкручиваться. Есть универсальное средство — слезы, значит буду реветь и ничего не помнить.
В момент, когда решение было принято, меня немного отпустило, и я решила напоследок заняться добрым делом — и попробовала поставить Анфису Платоновну на ноги. Дело это оказалось непростым, старуха плакала, махала руками, но мы с Феклой все же попробовали поставить ее вертикально. С небольшой поддержкой она смогла продержаться больше минуты, и для первого дня это был прорыв. Наутро я заметила, как она сама ощупывает ноги, пытаясь понять, можно ли им доверять. Я протянула руку и поддерживая больную, провела от постели к креслу. Четыре шага практически верхом на мне, но это уже шаги. Весь день мы упражнялись в выносливости и к вечеру она уже смогла делать несколько шагов, опираясь на стул впереди себя. Она, мокрая от перенапряжения, плакала от радости. И я тоже.
Наутро кликнули плотника, который закрепил деревянный брусок вдоль стены, чтобы ей можно было передвигаться с большей уверенностью. Сам плотник качал головой — тут после удара женщины уже не околемывались.
Еще два дня — и вот Анфиса Платоновна, причесанная, в домашнем платье, опираясь на стул выбралась в переднюю. И не важно, что весь путь — три шага до дивана, и что испарина по спине у всех участников — мы с Феклой счастливо обнимались, и даже Никитишна выбралась из кухни, чтобы припасть к ногам барыни и расплакаться.
— Шшш…с-с-ссын. — вдруг выдала купчиха и за моей спиной раздался грохот: Фролушка, этот огромный медведь, с размаху упал на колени и зарыдал.
Я под шумок скрылась в своей комнате и стала ждать приговора. Мои достижения оставляли слабую надежду, что сразу не выгонят… Ну так, шанс как при авиакатастрофе — иногда там тоже бывают выжившие.
Про меня забыли до вечера. Но когда пришло время подавать ужин, раздались тяжелые шаги у двери.
— Барышня. — тихо позвал Фрол. — Ксения Александровна, я войду?
— Да-да, конечно — кротко согласилась я.
— Что ж Вы тут в темноте-то сидите? — он споткнулся о порожек. — Ужинать пора, праздник у нас. Без Вас бы не получилось этакое чудо.
Я тяжело вздохнула. Он ответил тем же.
— Был я там. И дом видал. И с кулугуром поговорил. — Он полез за пазуху и протянул мне помятый паспорт. — Вы, Ксения Александровна, так больше не делайте. Грех большой. Вас Господь от смерти отвел, теперь жить надобно… А письмо то я порвал и выкинул ко псам.
Я самым позорным образом разревелась, выплакивая все напряжение последних дней. Ума не приложу, что выяснил Фрол, но самое вероятное объяснение — что Гурьян признался в мародерстве, а Фрол решил, что покойница была не столь уж мертвой. Хорошо, поверим в это все.
4. Лето нашего покоя
Как показала практика, Анфиса Платоновна обладала характером сильным и непростым. И отсутствием наблюдательности не страдала.
— И откуда же тебя к нам Бог принес? — спросила, как только освоила голосовые связки.
— Я, Анфиса Платоновна, родом из Симбирской губернии. Там у папеньки именье было. Потом он разорился, усадьба сгорела, папеньку схоронили, а я вот… — привычно выдавила слезу.
— А ты вот к молодому мужчине в услужение нанялась. — закончила за меня старуха.
— Это так случайно получилось.
— Ты не сомневайся, я за исцеление век буду Бога молить за тебя, но насчет Фролки даже не думай.
— Я и не думаю. — Это мы с ней очередной круг по гостиной наворачиваем в обнимку.
— Ему не такая жена нужна. — вещала старуха.
— Совершенно верно.
— Ты ж ему голову заморочишь и бросишь. — продолжала она рассуждать сама с собой уже.