— Ксюшенька, я тебя оставлю ненадолго. У меня тут дело одно есть.
— Какое? — удивилась я. До сей поры мы разве что в туалет поврозь ходили, и Петя оказался первым человеком в обеих моих жизнях, который не напрягал такой близостью.
— Я бы хотел навестить могилу маменьки.
— Ты против моего присутствия? — удивилась я.
— Нет, но… Кладбище же… — смущенно залепетал муж.
Вот кладбище Симонова монастыря всегда ускользало от моего внимания, да и сохранилось ли оно в двадцать первом веке? Небось очередной бизнес-центр теперь тут. До чего же пафосно! Высокие памятники, изумительно выполненные скульптурные группы. Все так торжественно, что хочется кланяться каждому надгробию. А у моего мужа небедствующая родня — свекровь погребена в фамильном склепе размером с небольшой коттедж. Я принесла букетик цветов, Петя о чем-то шептал, стоя на коленях. Мы очень странная, но до того трогательная семья, что я сама не могу поверить в реальность происходящего.
Мы вернулись в несколько подавленном настроении — задумчивость Пети перешла и на меня.
— Может быть, выпить хочешь? — осторожно спросила я.
— Что? — встрепенулся он.
— Вина?
— Пожалуй, да. — согласился он и я отправила коридорного за тремя бутылками.
Потом еще отправляла пару раз, потому что у нас приключился день откровений.
— Маму я плохо помню — она много болела и жила здесь, в московском доме, а отец возил меня с собой. Но когда умерла, то о ней вообще перестали говорить. Поначалу я придумал, что это от большой любви… — Петя говорил лихорадочно, стремясь высказать все сразу, накопившееся за долгие годы. — А потом в разговоре с родственником, он обронил «Она из хорошего принесла мне только приданное и имя». Понимаешь, он никогда ее не любил. И никто ее не любил — даже замуж выдали по сговору… Отец жесткий, я для него не самая большая гордость. Вот если бы герой, вот если бы драгун, вот если бы чиновник…
Еще парочка бутылок.
— Я в армию пошел Отечеству служить, а не карьеру строить… А тут это испытание… Там непонятно было, что с пушкой не так…Двоих убило, Семенова и Артишевича, а нас семерых ранило… Меня-то еще ничего…
— Покажешь? — осторожно прервала поток становившейся бессвязной речи.
— Ну… Это стыдно… — замялся муж.
— Я теперь твой самый близкий человек. — жарко и не очень трезво шептала я.
Он нетвердой рукой начал расстегивать мундир, стягивать рубашку и я едва сдержала крик — низ живота был испещрен мелкими шрамами. Чудо, что он вообще выжил. Я уложила мужа на кровать и продолжила раздевание… Нет, кастратом он не был… Но и нормально функционировать с такими шрамами было нечему.
— Прости меня… — пробормотал Петя, стыдливо заматываясь одеялом.
— Не переживай об этом. — поцеловала я его затылок и глубоко задумалась…
Ну а что? С Фролом меня бы ждало что-то лучше? Там еще Рябинкин бы шел как друг дома… В конце концов, в подростковом возрасте все переживали околосексуальный опыт с ласками без проникновения. Вот у меня и затянется пубертат.
Я воспользовалась беспомощностью партнера и выяснила, есть ли хоть какой-то отклик на мои прикосновения. Оказалось, что реакция в отсутствие морального контроля есть, и если не ожидать бурного секса, то определенные ласки мы вполне сможем друг другу дарить. Мелкие радости, так сказать.
В Вичугу мы путешествовали дольше, зато дружнее. Теперь я была свободна от ожиданий и пыталась построить какие-то дружеские отношения с человеком, которого Вселенная послала мне в мужья. Мы шутили, смеялись, но чем ближе подбирались к пункту назначения, тем чаще на челе супруга отражалась обеспокоенность. На станции нас встречала карета с гербом, на котором смешались флаг, пушка, ворона и императорский орел поверх всего. И я тут. Когда в детстве слушаешь Золушку, ни одна душа не намекает на то, насколько неловко оказываться на чужом месте.
Несколько часов по тряским дорогам и вот оно. Дворец, а не деревенская усадебка. Пусть и два этажа, но глаз не хватает на все здание. Четыре белоснежные колонны поддерживают портик, обрамленный тройными окнами, боковые крылья уходят в бело-розовую бесконечность.
Карета остановилась посреди курдонера, и мы выпорхнули в радушные родственные объятья. Ну то есть как в радушные — на крыльце нас встречал высокий мужчина с невероятными бакенбардами щедро тронутыми сединой и высоким лбом, переходящим в раннюю залысинку. Колючий взгляд из-под орлиных пушистых бровей ненадолго зацепился за меня и переключился на мужа.