"Если желаешь знать мое мнение, то обо всем этом должен высказываться врач, заявил он под конец. – С той стороны нет возврата. Если ты умер, то попадаешь в другой мир – и конец. Раз и навсегда. Смерть – это все равно, что прыжок с парашютом, а не проход через поворотные двери банка. Если ты возвращаешься или переходишь туда и назад, это означает, что ты вовсе не умер, а только в голове у тебя чего-то не срабатывает. Например, это у тебя эпилепсия или ты запал в кому. Если кто-то возвращается в самолет, это означает, что из него и не выскакивал. Точка. Быть может, спутал выходной люк с дверью в сортир. Только это не причина рассказывать, что в шири и дали имеются зеркала и умывалки. Все это иллюзии. Никакого другого мира ты не видел. Нет никаких сфер между тем или иным. Здесь существует только лишь наш мир. Мир мозга, электромагнитных волн, кварков и нейротрансмиттеров. И Мир иной, в котором все мы очутимся после смерти. Белет только в одну сторону. Из бульона цыпленка не сделаешь".
С той поры мы не виделись. Мне кажется, он беспокоился. Что он хотел мне сказать этой книжкой? Что я сошел с ума, как Феофаний? Или же, что я не первый? Я знал, что с этим он бы не соглашался с тем Румье, который невооруженным глазом был похож на воинствующего атеиста. Так что же?
Я отодвинул от себя книгу и подумал о моем приятеле. О черном кресте под обезумевшим, разогнавшимся небом, переполненным тучами, которые переливались словно пятна туши в воде.
Быть может, плененном в мире Между, без никого, кто его перевел бы.
- Нет, - произнес я. Я был совершенно словно выпивоха. Одна маленькая рюмочка. Всего одна. Только один переходик. Просто-напросто, проверю, нет ли его там, не нужна ли ему помощь.
Я забыт в сердцах, как мертвый, я – как сосуд разбитый.
- Нет.
Я оставил "Мистиков" и какое-то время бесцельно шастал по дому. Среди книг, деревянной мебели и десятков масок, фигурок и экзотического мусора, который натаскал со всего мира. Как же мрачно все это выглядело в хмуром закате. Как комната ужасов или пещера безумного ученого из викторианского романа.
Потом заварил себе еще чаю.
Затем включил телевизор, вжимая кнопку пульта дистанционного управления, разыскивая хоть что-то, что не было бы насмешкой над моей человечностью и интеллигенцией. Безрезультатно. "Мы обязаны постоянно меняться, чтобы поспеть за постоянно меняющимся миром. Нужно позабыть о таких словах, как…". Пожалуйста! Щелк! "Внимание! Объявляем тревогу для кожи! Только лишь новейший…". Щелк! "Работу найдут только лучшие, постоянно ищущие новые вызовы". Щелк! "На останках не было никаких признаков разложения", щелк!
Нормальный человек. Так проводят время нормальные люди, разве нет? Сидят в кресле с пультом в руке и меняют каналы. Или же перестают менять, плюют на все и смотрят, что угодно. Когда это случилось? Когда телевидение превратилось в кладбище старья и трибуну в имбецилов-умников? Я начал опасаться, что во время моего невнимания миром овладели пришельцы. Быь может, уже нет новых фильмов, потому что космиты располагают только лишь скромным запасом, спасшимся от предыдущей цивилизации. Потому-то по кругу крутят то же самое. А лакуны заполняются мычанием неких лишенных мозгов жертв похищений.
Я пытался найти программу, которая мне когда-то нравилась, но она исчезла. Я проскакал по всем каналам, в результате мне пытались продать бритву для одежды, что бы это не значило; совершенно абсурдные кухонные приборы и уродливый велосипед для тренировок, на котором можно было, крутя педалями, одновременно размахивать руками. Похожая на куклу Барби дикторша находилась в состоянии энтузиазма, граничащем с экстазом и истерией. Разве пришельцы не знают, для чего нужен велосипед? Или же, что еще можно делать отжимания? Я стер данный канал и углубился в сложную процедуру установки частот: нажимал на кнопки, каналы появлялись один за другим, все время те же самые, только на различных языках. Бритву для одежды мне теперь предложили по-немецки, по-венгерски и, вероятнее всего, по-шведски. Я решил вернуться к предложению сразу же после того, как окажется, что моя одежда отпустила себе усы.
А потом, похоже, я забрел на область редко посещаемых частот, потому что везде был один белый шум. Ужасный, просверливающий уши звук, похожий на шкварчащий жир, и картинка, похожая на мерцающий белый гравий.
Тут я как раз положил пульт на столик, чтобы свернуть себе папиросу, когда среди гипнотически кружащихся, светящихся червячков появилось черное пятно, веретенообразная, размытая клякса, в чем-то похожая на людской силуэт, а трещащий, будто электрическая дуга, голос неожиданно произнес: Пеккатор! Пеккатор! Пеккатор!
Я окаменел, с языком, прижатым к краю папиросной бумажки. Отложил косячок на столик и выключил телевизор. Важной особенностью белого шума является то, что он хаотичен, а мозг с хаосом не справляется. По конец человек начинает в нем слышать на первый взгляд осмысленные звуки.
Сегодня мне как-то не хотелось ничего смотреть.
Ежи у нас маньяк. Вроде как, у него имеется некая мифическая семейная жизнь, вот только я не уверен, что она удачная. Практически всегда его можно застать в конторе, или, если та закрыта, в библиотеке. Если же каким-то чудом он сидит дома, то всегда производит впечатление, что мечтает о том, чтобы бросить все и погрузиться в старые бумаги. Точно так же было и в этот раз. Я морочил ему голову, подкидывал никому не нужную работу, а он радовался, как будто бы я купил ему планер. Такого называть книжной молью – этого мало. Ежи был книжным тираннозавром.
- Погоди, я запишу себе. Как его звали?
- Феофаний или же Феоций из ла Либелы. Между сто девяностым и двухсот пятидесятым. Вроде как оставил некий трактат, возможно, в форме писем. Мистик, торчал в пустыне в гробнице. Вроде как копт или грек, но торчал в Абиссинии.
- Ты взялся за историческую культурологию? А мне казалось, будто бы это не твоя сфера.
- Нет, - уклончиво ответил я. – Нужно проверить одну отсылку. Извини за беспокойство, но проверь, когда у тебя появится свободная минутка. Это не срочно. Что бы ты о нем не нашел, будет полезно.
- Да успокойся, это же ужасно интересно. Сейчас загляну в Форестера.
Ну конечно. Ужасно интересно. Благодарю тебя, Боже, за маньяков. Для Ежи и действие протектора шины тоже было "ужасно интересным".
Я побрился, надел отглаженные брюки, черную футболку и комичный пиджак.
Потом позвонил заказать такси.
Выходя из дома, свет не выключил.
Идея в общем виде была такая, что я поеду в какой-нибудь клуб и поищу себе девушку. Должен же я становиться нормальным человеком, или нет?
Задумка фатальная.
Во-первых, это была средина недели, так что большая часть девиц занималась чем-то другим. Во-вторых, визит в таком клубе для кого-то моего возраста это наилучший способ нажить депрессию. Я не старик, но с первого же взгляда видел, что никак сюда не вписываюсь. Все здесь были детьми. Еще хуже моих студенток. Музыка тоже была для детей. Даже спиртное казалось инфантильным. Сам я терпеть не могу слова "молодежный" – для меня оно ассоциируется с какой-то коммунистической организацией, буквально блестит пропагандистским лицемерием, и этому месту никак не соответствовало. Нельзя было его согласовать со случайным сексом в туалете и кокаином.
Заведение было настолько паскудным, что буквально хотелось сказать, что оно "тренди", вот только само это словечко уже не было в тренде.