— Шпионить за тобой? Шпионить за тобой? — Она уставилась на него, не в удивлении даже, а просто не в силах постичь смысл сказанного. — Как тебя прикажешь понимать?
Харлоу и бровью не повел.
— Разве ты не знаешь, что означает слово «шпионить»?
— Ой, Джонни! — В больших карих глазах вспыхнула обида, она же звучала и в голосе. — Ты же знаешь, я никогда не стала бы за тобой шпионить.
Харлоу смягчился, но лишь отчасти.
— Тогда почему ты здесь?
— Тебе разве не приятно просто видеть меня?
— Это не ответ. Как ты сюда попала?
— Я… просто шла мимо и…
— Увидела меня и зашла. — Он резко оттолкнул стул и поднялся. — Подожди.
Харлоу подошел к входной двери, глянул сквозь нее, открыл и сделал шаг на улицу. Он несколько секунд смотрел направо — он пришел с этой стороны, потом оглядел другую часть улицы. Но интересующий его человек стоял в дверях на противоположной стороне. Стоял, замерев в углублении. Не подав виду, что заметил его, Харлоу вернулся в кафе и сел за свой столик.
— У тебя не глаза, а рентгеновские лучи, — сказал он. — Стекло-то замерзло, а ты меня сквозь него разглядела.
— Ну хорошо, Джонни. — Голос у нее был усталый. — Я шла за тобой. Просто у меня душа не на месте. Я жутко беспокоюсь.
— Все мы время от времени беспокоимся. Ты бы видела меня на трассе. — Он смолк, потом без видимой связи спросил: — А Рори был в вестибюле, когда ты уходила?
Она от удивления заморгала.
— Да. Был. Я его видела. Перед самым уходом.
— А он тебя?
— Занятный вопрос.
— Я вообще парень занятный. Это тебе на автодроме любой скажет. Так он мог видеть, как ты уходила?
— Ну, мог, наверное. А в чем дело, при чем тут Рори?
— Слишком молод он еще, чтобы в такое время шляться по улицам чужих городов, да и простуду можно подхватить. А то, не ровен час, еще и ограбят. — Харлоу смолк, задумавшись. — Всякое может случиться.
— Ой, перестань, Джонни! Перестань! Знаю, он тебя возненавидел, слова тебе не говорит, после того… после того…
— Как я тебя искалечил.
— Ой, господи! — Она искренне огорчилась. — Он мой брат, Джонни, но все-таки не я. Ну, хочешь, я с ним… ну, пусть себе злится, ты-то можешь не обращать на это внимания? Ты же самый добрый человек в мире, Джонни Харлоу…
— Доброта нынче не в цене, Мэри.
— А ты все равно добрый. Я знаю. Неужели ты не можешь простить его? С твоим-то великодушием? Ведь он еще совсем мальчишка. А ты — мужчина. Тебе ли его опасаться? Что он тебе может сделать?
— Видела бы ты, что устраивали во Вьетнаме девятилетние дети, когда в руках у них были винтовки.
Она отодвинулась вместе со стулом. В глазах стояли слезы, но по возможности ровным голосом она сказала:
— Прости, пожалуйста. Зря я тебя побеспокоила. До свидания, Джонни.
Он мягко накрыл ее кисть ладонью, она не стала отдергивать руку, просто сидела и ждала с немым отчаянием в глазах.
— Не уходи, — попросил он. — Я просто хотел кое в чем убедиться.
— Что?
— Самое смешное, что сейчас это уже не важно. Давай забудем о Рори. Поговорим о тебе. — Он подозвал официантку. — Повторите, пожалуйста.
Официантка выполнила заказ, и Мэри посмотрела на содержимое стакана.
— Что это? Джин? Водка?
— Тоник с водой.
— Ой, Джонни!
— Что ты все «Ой, Джонни» да «Ой, Джонни»! — Трудно было определить, раздражен он или просто притворяется. — Ну ладно. Ты говоришь, у тебя душа не на месте — хотя это и так ясно любому, мне тем более. Хочешь, назову причины твоего беспокойства? Их пять: Рори, ты сама, твой отец, мать и я. — Она хотела что-то сказать, но он жестом остановил ее. — Насчет Рори и его ненависти ко мне можешь забыть. Через месяц он будет вспоминать это как дурной сон. Теперь ты сама: тебя беспокоят наши, скажем так, взаимоотношения, не отрицай, что есть, то есть. Они наладятся, но на это нужно время. Остаются родители, ну, и твой покорный слуга. Я более или менее прав?
— Я уже и забыла, когда ты со мной вот так разговаривал.
— Значит, я более или менее прав?
Она молча кивнула.
— Твой отец. Да, вид у него сейчас не самый цветущий, он заметно похудел. Причина — он тоже беспокоится, о твоей маме и обо мне, именно в таком порядке.
— Моя мама, — прошептала она. — Откуда тебе о ней что-то известно? Про нее не знает никто, кроме папы и меня.
— Подозреваю, про нее знает и Алексис Даннет, ведь твой отец с ним сдружился, но утверждать не буду. А мне мистер Макалпин все рассказал сам, месяца два назад. Раньше он мне доверял, до того, как стал чураться.