Стоял конец августа, и было тепло, но не настолько, чтобы пользоваться кондиционером. Однако кондиционеры в вестибюле гостиницы «Чессни» работали на полную мощь, и температура в этом благоустроенном раю была явно ниже нормы. Здравый смысл подсказывал, что искусственное кондиционирование воздуха сейчас излишне, но соображения престижа и статуса диктовали другое. Престиж для администрации был в данном случае превыше всего, и кондиционеры продолжали работать. Когда надо будет укрыться от палящего солнца, места лучше «Чессни» не найти.
Макалпин и Даннет сидели рядом, но были почти скрыты друг от друга массивных форм гигантскими креслами с бархатной обивкой, в которых они даже не сидели, а полулежали. Их занимали более серьезные проблемы, нежели перепад температур в ту или иную сторону. Изредка они перебрасывались вялыми репликами. Казалось, ничто на свете не может их по-настоящему растормошить. Даннет пошевелился.
— Наш странник до сих пор в пути.
— У него есть оправдание, — возразил Макалпин. — Надеюсь, по крайней мере, что он нас не надувает. На его добросовестность до сих пор никто не жаловался. Он сказал, что хочет проехать еще несколько кругов, отрегулировать подвеску и переключение передач на новой машине.
Даннет был мрачен.
— А нельзя было отдать эту машину Траккье?
— Ни в коем случае, Алексис, и ты это прекрасно знаешь. Всемогущий закон протокола. Джонни пока что гонщик номер один не только в команде «Коронадо», но и во всем мире. Наши дорогие спонсоры, без которых нам не обойтись — обойтись-то можно, но выкладывать такие денежки я не готов, — народ уж больно чувствительный. Я имею в виду — к общественному мнению. Почему они малюют названия своих чертовых товаров на наших машинах? Потому что рассчитывают, что зрители сразу кинутся их покупать. Так что гонки для них за редким исключением — никакая не благотворительность, а возможность разрекламировать свой товар. И как можно шире. Их рынок на девяносто девять и девять десятых лежит за пределами мира автогонок, и они могут ни черта не знать о том, что происходит в пределах этого мира. Важно, во что они верят. А верят они в то, что Харлоу как был, так и остается первым номером. Вот он и получает самую лучшую и самую новую машину. Если ее дать не ему, зрители разуверятся в Харлоу, в «Коронадо» и в тех, кто разрисовывает наши машины своей рекламой, и еще неизвестно, в чем они разочаруются сначала.
— Ну что ж. Может, дни чудес еще не миновали. Во всяком случае, за последние двенадцать дней никто не слышал и не видел, чтобы он пил. А вдруг он готовит всем нам сюрприз? До начала итальянского «Гран-при» всего два дня.
— Тогда почему два часа назад у него в номере ты нашел две бутылки виски?
— Может, он хочет проверить себя на стойкость? Впрочем, ты едва ли в это поверишь.
— А ты?
— Если честно, Джеймс, то нет. — Даннет снова погрузился в мрачное раздумье, потом спросил: — От твоих агентов с юга ничего нет, Джеймс?
— Ничего. Боюсь, Алексис, я уже потерял надежду. Четыре с половиной месяца прошло, как Мари исчезла. Это слишком долго, очень долго. О несчастном случае давно стало бы известно. Если бы она ушла к другому, слухи бы тоже просочились. Похищение, выкуп — смешно говорить, естественно, я давно бы об этом узнал. А она исчезла, и все. Может, упала в воду и утонула — не знаю.
— Может, потеря памяти, мы ведь часто об этом говорили.
— А я тебе отвечал, без ложной скромности, что Мари Макалпин достаточно известна и будь она даже не в своем уме, потеряться просто так она не может — кто-нибудь обязательно ее бы нашел.
— Знаю. Мэри сильно переживает, да?
— Особенно последние двенадцать дней. Из-за Харлоу. В Австрии, Алексис, мы разбили ей сердце — нет, это несправедливо, не мы, а я. Если бы я знал, как сильно она в него… впрочем, у меня не было выбора.