Макалпин взглянул на Харлоу, потом на Рори, потом снова на Харлоу.
— Не верю. Не желаю верить. — Голос звучал глухо, без убежденности.
— Верить или нет — дело хозяйское. — Харлоу уже успокоился, надел привычную для себя маску безразличия. — Но Алексису Даннету вы поверите. Идите, спросите его. Я был в его комнате, а потом взял и открыл дверь — немного неожиданно для нашего молодого друга. Он так на нее навалился, что упал и растянулся на полу. Я помог ему подняться. Взяв за волосы. Поэтому в глазах у него слезы.
Макалпин снова взглянул на Рори, на сей раз родительского тепла в его глазах не было.
— Это правда?
Рори вытер рукавом глаза, угрюмо уставился на концы своих туфель и благоразумно промолчал.
— Я сам с ним разберусь, Джонни. — Макалпин как будто не был сильно расстроен или разгневан, он просто безумно устал. — Извини, если тебе показалось, что я усомнился в твоих словах, — это не так.
Харлоу кивнул, вышел и вернулся в комнату Даннета, запер за собой дверь, затем под молчаливым взглядом Даннета принялся тщательно обыскивать номер. Через несколько минут, видимо, не удовлетворившись результатами поисков, он перебрался в соседнюю ванную комнату, на полную мощность включил воду в раковине и душе, после чего вернулся в номер, оставив дверь широко открытой. Даже самому чувствительному микрофону трудно с достаточной четкостью уловить звук человеческого голоса на фоне бегущей воды.
Не спрашивая разрешения, он обыскал одежду Даннета, в которой тот подвергся нападению. Положив ее на место, он взглянул на разорванную рубашку Даннета и белую полоску на загорелой кисти — часов не было.
— Тебе не приходило в голову, Алексис, — спросил Харлоу, — что кое-кто не в восторге от некоторой твоей деятельности, и эти люди пытаются охладить твой пыл?
— Остроумно. Очень остроумно. — Голос Даннета по понятным причинам звучал так глухо и неразборчиво, что меры предосторожности против подслушивания были явно излишни. — Почему им было не охладить мой пыл навсегда?
— Только дураки идут на убийство без крайней необходимости. А мы имеем дело не с дураками. Хотя кто знает, что нас ждет впереди? Ладно. Значит, бумажник, мелочь, часы, запонки, полдюжины твоих авторучек, ключи от машины — в общем, подчистую. Похоже, орудовали профессионалы, а?
— Черт с ним, со всем этим барахлом. — Даннет выплюнул сгусток крови в бумажную салфетку. — Кассета пропала — вот главное.
Харлоу, поколебавшись, негромко прокашлялся.
— Скажем так, ее нет на месте.
Единственным местом на лице Даннета, сохранившимся в целости и сохранности, был левый глаз; на секунду в нем мелькнуло удивление, потом он воззрился на Харлоу с крайней подозрительностью.
— Как тебя прикажешь понимать?
Харлоу смотрел куда-то вдаль.
— Алексис, мне перед тобой немножко неудобно, но кассета с отснятым материалом лежит в гостиничном сейфе. Та, которую заполучили наши друзья — которую я дал тебе, — липа.
Избитое и искромсанное лицо Даннета, насколько можно было судить, начало темнеть от гнева; он попытался сесть, но Харлоу мягко и вместе с тем решительно заставил его опуститься на подушки.
— Не кипятись, Алексис, — попытался успокоить его Харлоу. — А то еще себе навредишь. Тебе ведь и так пришлось не сладко. Они меня засекли, и мне надо было как-то снять с себя подозрения, иначе мне крышка — хотя, бог свидетель, я и подумать не мог, что они так обойдутся с тобой. — Он помолчал. — Но теперь я для них вне подозрений.
— Ты в этом уверен, приятель? — Внешне Даннет успокоился, хотя гнев в нем еще клокотал.
— Уверен. Когда они проявят микропленку, они найдут около ста снимков рабочих чертежей нового газотурбинного двигателя. Они решат, что я такой же преступник, как и они, но, поскольку я занимаюсь промышленным шпионажем, столкновения интересов не предвидится. И они сразу ко мне остынут.
Даннет исподлобья посмотрел на него.
— Умнее всех, да?
— Стараюсь. — Он подошел к двери, открыл ее и обернулся. — Особенно если за чужой счет.
7
На следующий день в ремонтной зоне «Коронадо» произошел негромкий, но жаркий спор между пыхтевшим от ярости Макалпином и еще не оправившимся от жестоких побоев Даннетом. У обоих были встревоженные лица.
Макалпин в бешенстве произнес:
— Но бутылка-то пуста. Выцедил все до капли. Я только что проверил. Нельзя же выпускать его в таком состоянии, он опять кого-нибудь угробит.
— Если ты отстранишь его, тебе придется объясняться с журналистами. Это будет сенсация, скандал, какого спортивный мир не знал лет десять. Тогда Джонни конец. Я имею в виду как профессионалу.