Риттер дал очередь. На нетронутый снег брызнула невесть откуда взявшаяся кровь. Возникла из пустоты, забилась в судорогах смертельно раненная лошадь.
И больше – ничего.
Группа всадников, уходящая все дальше влево, изменилась: рассыпалась веером, одна из лошадей теперь несла двух седоков.
Старогвардейцы, припав к земле так, что днища машин заскользили по снегу, выстрелили все вместе. Целились низко, так, чтоб не попасть в кертов. Царя нужно было взять живым, да и телохранители его были слишком ценной добычей, чтобы убивать их за здорово живешь. Лейб-гвардейцы стоят денег – все они рыцари, за любого можно взять приличный выкуп.
Кровь. Грязь. Комья снега, летящие во все стороны из-под беспорядочно бьющихся копыт.
Вот они – спешенные всадники. Наверное, отличные наездники. Тир, чье детство прошло среди цирковых артистов, помнил, что спрыгнуть с неожиданно упавшей на скаку лошади и ничего себе при этом не повредить – это уметь надо. Он бы не взялся.
Дружный залп из арбалетов…
Если уж запретили магию в войне, так стоило бы запретить и заговоренные боеприпасы. Не дело это, когда арбалеты размером с пистолет и взводятся почти так же легко и быстро.
Любой нормальный пилот уходил бы от выстрела вверх и в сторону. Керты знали это – целились чуть выше атакующих машин. Старогвардейцы, как мышкующие лисы, нырнули вниз, пронеслись под снегом, вырвались на поверхность вплотную к кертам. Сбили с ног. На такой скорости незащищенного человека достаточно походя задеть, чтобы искалечить. Царские защитники разлетелись, как живые кегли.
Собирать их не стали. Следующая цель – сам царь.
Болиды снова набрали высоту, снова ринулись вниз…
И тут их, будто пригоршню леденцов, сгребла огромная, появившаяся из воздуха ладонь.
Отчаянно матерясь, Тир набирал высоту, сделав «стойку на нос» – держа под прицелом стремительно удаляющуюся землю.
Они успели – все пятеро выскользнули из ловушки. Но Тир видел… пять двухцветных болидов остались там, где только что были их машины. Он видел даже, как смялся фюзеляж, когда чудовищные пальцы сжались, превращая машины в груду залитого кровью, смешанного с плотью металла.
Секунду спустя огромная рука – другая, правая, судя по расположению пальцев, – едва не сбила его с неба обратно на землю.
С трудом увернувшись, Тир выстрелил по пятерне. Шарики прошли насквозь, не причинив вреда.
«Отступаем», – приказал Тир, зная, что остальные видят его, а кто не видит, тот чует.
Машины Старой Гвардии, прежде не знавшие, что такое отступление, понеслись вверх, петляя, рыская, уворачиваясь от ладоней – теперь уже двух, – пытавшихся прихлопнуть их как каких-нибудь комаров.
Старогвардейцы вернулись на летное поле без царя, без добычи и хорошо еще, что на неповрежденных машинах.
– Что. Это. Было. – Тир забыл даже о вопросительной интонации, настолько возмутительным оказался сам факт столкновения с чем-то абсолютно непонятным и сверхъестественным.
– Орсий, я полагаю, – ответил Падре. – Пойдем в дом, Суслик, холодно.
Жили они все вместе, впятером, на всех пятерых держали одного денщика – рядового, Ивора Бальдена. Вообще-то каждому полагался свой расторопный парень на побегушках, но Тир сказал, что никаких посторонних под одной крышей с собой не потерпит, Шаграт вообще не понимал, что может денщик, чего они не могли бы сами, и Мал его поддерживал. Падре с Риттером имели свой взгляд на проблему, однако, оставшись в меньшинстве, особо спорить не стали. Выговорили себе Бальдена, как наиболее сообразительного, а главное, мечтающего дослужиться до техника, тем спор и разрешился.
Сейчас парень, уже растопивший печь, поглядел на пятерых своих господ и исчез с глаз, чем лишний раз подтвердил свою сообразительность.
– Это, мать ее, по-любому магия, гребись она вперегреб. – Тир, взрыкнув, обвел комнату взглядом, ища, на чем бы сорвать злость. – Почему кертам можно, а нам нельзя?
– Это такая же магия, как та, которой пользуется Эрик. – Падре высыпал на стол пригоршню мади – мелких медных монет, и Тир бездумно принялся ломать их пальцами, мрачно глядя в украшенную картинками стену.
Картинки были мастерскими по исполнению – работа Шаграта. И абсолютно непристойными по содержанию – идеи Падре.
– Эрик не пользуется магией.
– Пользуется. Эрик пользуется тобой. И нами. Кертский царь пользуется Орсием. Это не считается магией… до тех пор, пока мы не делаем ничего магического.
– Ни хрена себе! Не помню, чтобы мы хоть раз превратились в мегамухобойку.
– Суслик, это неважно. Это то же самое, что делаем мы, когда летаем быстрее других или когда ты отдаешь нам посмертные дары. Просто Орсий действует более, мм… зрелищно.
– Это не то же самое!
– Дитятко, – вздохнул Падре.
– Кстати, – подал голос Риттер, уже улегшийся на койку, – мы из-под удара ушли, а наши призраки остались. Я их видел.
– Я тоже видел, – заговорил Мал, – та рука раздавила машины, по-моему, наши, хотя мы были уже далеко.
– Массовые галлюцинации, – проворчал Тир. – Все сошли с ума.
Он задумался.
– В этом что-то… есть что-то… только я не пойму пока, что и зачем. Черт, царя упустили, добычу не взяли, может, хоть тут какая польза будет, а?
– А может, это самообман и самоутешение, – ободряюще заметил Падре. – Но ты, Суслик, думай, думай, ты у нас самый умный. И мы тоже подумаем.
– А Орсием, – Тир наконец оставил несчастные монетки в покое, – пусть Цыпа займется, со своими цыплятами.
– Он их «Драконами» назвал, – напомнил Мал.
– Значит, будут «Дрозды», – заявил Шаграт, принюхиваясь к тянущей из-под двери полоске холодного воздуха. – Зашибись, нам пожрать несут.
ГЛАВА 5
Я запретил себе глагол «люблю»,
чтоб часом не издохнуть от любви.
Тир фон Рауб отвернулся от зеркала. Ордена и медали негромко звякнули. Прошипев сквозь зубы ругательство, Тир в миллионный раз задумался над введением в повсеместное употребление специальных наградных чехольчиков, в смысле, чехольчиков для наград. Что-нибудь такое… мягкое, типа замши. Чтобы можно было бесшумно передвигаться, не прилагая к этому специальных усилий. Да. И не сиять при этом, как надраенный иконостас.
В обычные дни на парадную форму разрешалось надевать только орденские колодки. Но на праздники в замок положено было являться во всем блеске, являя пример офицерской доблести и блестящей военной карьеры.
Ладно, несколько раз в год можно пережить и это. Ему же не нужно на этих праздниках ни к кому подкрадываться и не нужно никого убивать, а незаметно смыться можно, не только бряцая наградами, но даже включив сигнальную сирену. Надо только правильно выбрать время.
Одиннадцать девиц из семей благородных, но не представленных ко двору, впервые в жизни получили официальные приглашения на рождественский бал у императора. Троих нашел Риттер, двоих – Шаграт, одну – Мал, четверых – Падре. Итого десятеро.
Плюс Хильда.
Девушки должны были прибыть в замок в сопровождении кого-то из своих родственников. И Тир, заходя на посадку во дворе замка, уже почти поверил в то, что среди десяти соискательниц Хильда не будет бросаться в глаза. В конце концов, именно у него дома хранилась вся база данных на найденных девиц, он видел, что они собой представляют, и видел, что многим из них Хильда проигрывает в яркости. А ярко окрашенные особи привлекают гораздо больше внимания.
А еще больше внимания привлекают особи, за которыми дают хоть сколько-нибудь приличное приданое.
Хильда давно призналась ему, что замуж выйти не рассчитывает и, более того, не собирается этого делать. Правда, ни оставаться в родном замке, ни уходить в монастырь, куда, казалось, была прямая дорога девушке ее вероисповедания и происхождения, она тоже не собиралась. Пока жила с отцом и занималась самообразованием. Позже, когда во владение поместьем вступит старший брат, Хильда намеревалась уехать в Лонгви.