Он приподнял брови и уточнил:
– Не можешь иметь детей или не хочешь?
– Не могу. Я… – Она отвернулась, не в силах выносить его пронзительный взгляд. – Несколько лет назад у меня была небольшая инфекция, и… после болезни я стала бесплодной.
Хотя ему и хотелось узнать, что с ней случилось, спрашивать он не стал.
– Не пойму, чего ты так переживаешь. Насколько я тебя помню, ты должна только радоваться. Очень удобно.
– Ты очень жесток, Алекс, – бросила она ему сердито.
– А мне-то какое дело? – Алекс откинулся на спинку стула.
– Я так и знала, что разговор будет тяжелым, – вздохнула Марлин Кэнфилд.
– И была права. Если ты надеешься, что у Кати остались о тебе какие-то нежные воспоминания, то глубоко ошибаешься. По-моему, она тебя вообще не помнит. Я позаботился о том, чтобы твое имя никогда не упоминалось в моем доме. Катя думает, что ты умерла. Сама мысль о том, чтобы забрать ее, является страшной жестокостью и низостью.
Она смело встретила его взгляд и покачала головой.
– Я не согласна с тобой.
– Тогда скажи, что ты хочешь, черт возьми! И хватит нести чепуху о том, что тебе внезапно захотелось стать преданной и любящей матерью. Ты можешь очаровать и обвести вокруг пальца тысячи мужчин, Марлин, но, пожалуйста, запомни: я больше не вхожу в их число.
– Полагаю, ты слышал о новых хирургических теориях Каспара? – неожиданно спросила Марлин Кэнфилд, резко меняя тему разговора.
– Слышал, – осторожно кивнул Алекс.
– И, наверное, знаешь, что его методика может помочь Кате? Она сможет ходить.
Так вот, значит, что у нее на уме! Как же он ненавидел Марлин за ее чудовищный эгоизм!
– Катя тут совершенно ни при чем, и ты это прекрасно знаешь, – упрекнул он бывшую супругу.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – парировала она, сделав невинное лицо.
Алекс начал терять терпение. С трудом сдерживаясь, он поставил локти на стол и наклонился вперед.
– Кажется, я знаю, чем ты приворожила Гунтрауба. Наверное, проливала крокодиловые слезы и рассказывала о любимой маленькой дочурке, которая прикована к инвалидному креслу и у которой нет никакой надежды. Ты надеешься передать Катю этому хирургу и позволить использовать ее в качестве морской свинки?
– У меня и в мыслях не было ничего подобного! – вспыхнула Марлин Кэнфилд.
Алекс встал, и стул с грохотом ударился о стену.
– Черта с два не было! – Адвокат подошел к бывшей жене и угрожающе навис над ней. – Если бы я считал, что существует хотя бы крошечный шанс, что Катя будет ходить, я бы давно первым стоял в очереди на операцию. Ты даже представить себе не можешь, каково это – изо дня в день видеть ее искривленную спинку. Каждую неделю мы по многу часов в день массируем ее руки и ноги, разминаем их, чтобы они не атрофировались. – Он посмотрел в сторону и с удивлением обнаружил, что глаза защипало от слез.
– Алекс, – вздохнула Марлин, – я знаю, что в прошлом не раз совершала ужасные поступки, но на этот раз… Неужели ты не позволишь Каспару хотя бы взглянуть на нее?
Алекс снова потер виски, в которых пульсировала невыносимая боль. – Он что, в Сан-Франциско?
– В Сан-Франциско, – подтвердила она, – Каспар пробудет здесь как минимум до сентября, а может, и дольше.
Господи, конечно, он хотел, чтобы знаменитый Гунтрауб осмотрел Катюшку. От такого замечательного шанса ни в коем случае нельзя отказываться. Он будет безумцем, если откажется от него из-за Марлин. Но он по-прежнему не хотел доверять бывшей супруге. Она-то уж точно была безумна, но в ее безумии существовала своя логика, и у него хватило ума не забыть ее.
Головин провел ладонью по волосам:
– Я сообщу тебе о своем решении… А теперь убирайся отсюда ко всем чертям!
Услышав не очень вежливое прощание, Марлин Кэнфилд слегка подняла брови, но решила промолчать Она послушно встала и направилась к двери.
– Только не тяни с ответом, Алекс. Я всегда могу назвать это незаинтересованностью в судьбе дочери и использовать против тебя в суде.
– Ни минуты в этом не сомневаюсь. – Головин замолчал, ожидая, когда она выйдет из кабинета. Увидев, что она медлит и не уходит, он процедил сквозь зубы: – У тебя еще что-то есть?
– Сегодня я видела твою маленькую женушку, – ухмыльнулась Марлин.
Движение Александра Головина оказалось настолько быстрым, что она не успела даже глазом моргнуть, как его руки, словно тисками, сомкнулись на ее горле.
– Не вздумай еще хоть раз приблизиться к моей жене даже на пушечный выстрел, черт бы тебя побрал! Учти, я не шучу! Никогда больше не приближайся к ней!
Марлин тщетно попыталась оторвать его руки от своей шеи. Когда до Алекса дошло, что он может задушить свою бывшую жену, он наконец отпустил ее и отошел. Она закашлялась и стала театрально хватать воздух открытым ртом.
– О Боже, Алекс, ты ведь мог задушить меня, – прохрипела она.
– Не вынуждай меня брать грех на душу.
Однако Марлин, которой всегда не хватало осторожности и здравого смысла, и не думала менять тему разговора.
– Я заметила, что она беременна.
Только огромным усилием воли Алекс сдержался и не набросился на нее вновь.
– И?.. – вне себя от ярости прорычал он.
– У тебя будут другие дети, Алекс. – Она замолчала на пару секунд, давая ему время задуматься над своими словами. – А у меня уже не будет.
Он ошеломленно смотрел на нее, думая, что ослышался.
– Так вот в чем дело? В этом и заключается истинная причина твоего желания вернуть Катю? Ты считаешь, что один ребенок может заменить другого?
– Да, считаю, – уверенно кивнула она. – И ты должен согласиться, в этом есть своя логика.
Алекс недоверчиво покачал головой. Сейчас он испытывал к ней не столько гнев, сколько жалость.
– В этих словах есть логика жестокой и бессердечной женщины, как ты, Марлин.
Она бросила на него прощальный взгляд, полный злобы и ненависти, выбежала из кабинета и так сильно хлопнула дверью, что зазвенело стекло.
Алекс вернулся за стол, но работать уже не смог. Он решил, что Скотти ни в коем случае не должна узнать об этом разговоре. В ее положении ей ни к чему беспокоиться. К тому же она ничего не может сделать. Так что пока лучше ничего ей не говорить и дождаться, когда все уладится.
Неожиданно ему вновь страшно захотелось увидеть жену. Он привел бумаги в порядок и поехал домой.
Глава 18
Вечером, когда Скотти вошла в комнату мужа, Алекс раздевался. Уперев руки в бока, она пристально наблюдала за ним. Сладкое возбуждение нахлынуло на нее, как поток яркого солнечного света. Она без ума от этого красивого человека! Она не может жить без него!
Заметив, что она не сводит с него восторженного взгляда, Алекс покачал головой:
– Ты не находишь, что ведешь себя немного развязно для молодой женщины?
Скотти подарила мужу лукавую улыбку.
– Знаешь, Алекс, по-моему, ты самый красивый мужчина на белом свете! Почему тебя так удивляет, что мне нравится любоваться тобой?
Головин снял брюки и неловко держал их, словно не зная, что с ними делать дальше.
– Меня это больше не удивляет. – От его улыбки голова у Скотти пошла кругом. – Мне чертовски приятно!
– Давай брюки, – сказала она, подходя к нему с протянутой рукой. – Сегодня я беру на себя обязанности Уинтерса.
Александр Головин с улыбкой передал ей брюки:
– Бедный Уинтерс, наверное, видел, как ты пошла в мою комнату, и теперь волнуется, не предстоит ли ему скоро искать себе новое место?
Скотти не пришло в голову, что, помогая мужу, она может лишить Уинтерса места дворецкого и лакея.
– О, я не хочу, чтобы он так думал… – искрение встревожилась она.
Алекс рассмеялся.
– Я шучу, Скотти. У Уинтерса и без моих брюк хватает работы по дому.
– А… – растерянно пробормотала Скотти, которая до сих пор не могла привыкнуть к шуткам мужа. Какой он сложный и противоречивый человек: то улыбается, то хмурится, то шутит, то сердится…
Скотти нервно огляделась по сторонам и спросила равнодушным тоном: