Чуть дальше располагался огромный бассейн с фонтаном, в виде какого-то фантастического монстра. Фонтан, очевидно, принадлежал руке Драмена — придворного скульптора, постоянно пребывающего в пёстром мире наркотических грёз. Результаты обращения к столь достоверному источнику вдохновения располагались по всему двору и могли напугать кого угодно, особенно ближе к вечеру.
Подняв глаза от весело звенящих струй, я увидел вздымающиеся ввысь колонны дворца, почти скрытые от постороннего взора густым плетением паучьих лиан. Кое-где поросль редела, открывая изящные террасы, огороженные невысоким барьером. Ещё выше, блистали огромные купола с тонкими золотистыми шпилями, почти упирающимися в раскалённые небеса.
Когда-то, давным-давно, это было великолепное здание — символ изысканного вкуса и могущества владельца. Но с тех пор минула не одна сотня лет, голодными псами набрасывавшихся на величественную постройку, отхватывая каждый раз хоть и небольшой, но кусочек. С уменьшением государства, с его разрушением, рассыпался и дворец, пока не стал походить на бледный призрак себя самого.
Впрочем, до этого никому не было дела. Падишаха вполне устраивало настоящее положение, как с государством, так и с его резиденцией. Видимо всё будет идти своим чередом, пока повстанцы не захватят столицу. Если же этого не произойдёт, то королевский дворец рухнет сам, погребая под обломками властелина Сен-Сенали. Что случится раньше — я не стал бы предсказывать. Впрочем, я и не собирался настолько долго здесь задерживаться. События в Лисичанске навсегда отбили желание останавливаться где-либо на долгий промежуток. Здесь не было Вити, Ножика и Симона, но имелись и собственные оригиналы. Тот же Настиган.
За королевским дворцом разрастался огромный парк, больше напоминающий дикий лес. Эти заросли уходили весьма далеко и заканчивались крутым обрывом, ныряющим в волны океана. Как и во всяком, уважающем себя лесу, в парке водилось огромное количество всевозможной живности. Наибольший интерес вызывали исполинские белые кошки, напрочь лишённые хвоста, но в качестве компенсации снабжённые коротким тупым рогом меж ослепительно жёлтых глаз. Когда падишах желал развлечься, он отправлялся в центр парка и восседая на переносном кресле, наблюдал, как белые твари служат королевскому правосудию, пожирая предусмотрительно захваченных арестантов. Что характерно — умные животные отлично понимали, кого им стоит кушать, а кого — обходить стороной.
Я медленно направился в сторону дворца, поднимая пыльные круги, расплывающиеся подобно воде. Когда-нибудь, в этой пыли можно будет плавать. Ещё один признак вырождения. Что-то случилось с этим миром за последние несколько столетий. Вот только — что?
Когда я проходил мимо пауков, они временно прекратили свою работу и уставились на меня всеми шестнадцатью глазами. Очевидно размышляли, стоит ли им отвлечься и поохотиться на вновь прибывшего. Будь на моём месте какой-нибудь одинокий гуляка, случайно забредший сюда; уже висел бы на пальме, оплетённый паутиной и нашпигованный желудочным соком. А так, лишний раз убеждаешься, насколько животные бывают прозорливее людей. Поглазев на гостя, пауки весьма невежливо повернулись задом, продолжив плетение.
А теперь — мои любимицы. Я остановился рядом с бассейном и заглянул в него, очередной раз полюбоваться переливами света на телах алмазных акул, неутомимо кружащих в центре водоёма. Стоило тени упасть на воду, рыбины немедленно изменили маршрут, смещаясь в мою сторону. То ли приняли за разносчика еды, то ли намеревались выпрыгнуть наружу, самостоятельно добыв оную. Бывали и такие прецеденты. Я помахал рукой и пошёл дальше. Акулы тотчас вернулись на прежний курс, не выказав ни малейшего признака разочарования. Солнце последний раз отразилось от блистающей шкуры, и я потерял рыб из виду.
Если дворец, поросший лианами, походил на огромную скалу, то вход в него напоминал какую-то заброшенную пещеру, посреди глухого леса — такое же тёмное, неправильной формы отверстие, едва заметное в зелёных зарослях. Довершало сходство, присутствие небольшой обезьяноподобной твари, меланхолично свисающей над входом и дуновение несвежего ветерка из чёрной глубины.
Увидев гостя, обезьяна неторопливо спустилась по верёвкам лиан вниз и неуклюже заковыляла в мою сторону. Только теперь я заметил, что какой-то шутник вдел ей в ноздри огромную деревянную серьгу. Хвост животного тащился за хозяином, словно длинная толстая верёвка, выписывающая в пыли замысловатые фигуры. Приблизившись, зверёк опустился на пятую точку опоры и протянул обе лапы вперёд, подражая опытному попрошайке. Судя по здоровенному брюху, такой метод обычно приносил желаемые плоды. Вот только в этот раз ничего не вышло: у меня не было карманов, чтобы искать в них сладости и отсутствовало желание подавать наглой твари. Поэтому, в воспитательных целях, я отпустил животному щелбан, и обезьяна с отчаяным визгом удрала прочь, во мгновение ока вскарабкавшись на недосягаемую, для меня, высоту. Оттуда она начала корчить всевозможные рожи и громко верещать. Я в ответ, показал язык и вошёл внутрь.