Выбрать главу

Иногда в смертельной игре принимают участие пресыщенные жизненными удовольствиями богачи. Костей на Арене много…По виду и не различить, какие принадлежат богатому сановнику, а какие — безродному рабу. Змеи в этом вопросе весьма демократичны, умерщвляя всех, без каких-либо льгот.

В общем — Арена, скорее забавное место. Весело наблюдать за человеком, начинающим понимать, насколько выбранная им тварь, чихать хотела на тоскливые звуки, которые он усердно выдувал из своего инструмента. Начинается суетливая беготня по песку, стук в двери и попытки взобраться на отвесные стены. Зрители обычно приветствуют подобное зрелище дружным свистом и подбадривающими криками. Подбадривают, естественно, змею.

Я улыбнулся забавному воспоминанию и подобрал шерандон с покрытой пылью булыжной мостовой. Хитрый инструмент, к струнам которого прикреплены маленькие хрустальные шарики, чья полая сердцевина заполнена их меньшими собратьями. Стоит нажать на любую клавишу и шерандон издаст приятный протяжный звон, не воспроизводимый никаким другим музыкальным инструментом.

Правда, дабы извлечь из этой бренчалки нечто поконкретнее рассеянного звона, требуется изрядное мастерство. Искусство владения шерандоном передаётся от мастера к ученику, причём таковых не очень то и много. Музыкант, согласившийся учить меня, сопротивлялся этому достаточно долго и сдался только тогда, когда я пригрозил прикончить единственного ученика на глазах учителя. Лишь тогда открылись шлюзы красноречия, и я получил свою толику мудрости.

Ученика, впрочем, я всё равно убил, точно так же, как и старого строптивца, после того, как он выложил всё, что знал.

Маленький ковёр, где я разместил свою задницу, лежал в зарослях невысокого кустарника, распространяющего вокруг терпкий специфический аромат. Из ягод именно этого растения, в народе именуемого дурман-травой, старец Хаим изготавливает своё знаменитое зелье, отведав которое люди погружаются в сладостный сон, навсегда лишающий их памяти. В период цветения, аромат дурмана может привести к такому же результату. Но это произойдёт через полторы луны, а сейчас я просто, с удовольствием, вдыхал приятное амбре, слегка кружившее голову.

Но если я испытывал лишь лёгкое головокружение, то у девушки, привалившейся ко мне, имелись огромные проблемы с координацией. Её красивое круглое лицо, обрамлённое иссиня-чёрными волосами, словно поблёкло. Тёмные глаза скрылись за плотно закрытыми веками и длинные пушистые ресницы почти касались побледневших щёк. Пухлые губы ещё подрагивали, но дыхание настолько ослабело, что я не мог его уловить даже в чуткой предрассветной тишине.

Обнажённые руки, украшенные тонкой вязью татуировки, безвольно повисли, а ноги, согнутые в коленях, казались расслабленными. Кстати, татуировка на голых бёдрах была зеркальным отображением рисунка на предплечьях и поясняла: эта девушка является личной собственностью купца Салима и предназначена ему в наложницы. Для подтверждения этого идиот-купец поставил клеймо на прекрасную грудь пятнадцатилетней красавицы, но так и не смог испортить превосходное создание.

Не было нужды изучать все эти извилистые линии на смуглом теле лежащей рядом девицы. Я и без того знал, кому она принадлежала до сегодняшней полуночи, когда вышиб двери купеческого гарема и насадил главного евнуха на колья хозяйской ограды. Жирный ублюдок даже пикнуть не успел, когда металлические прутья вошли в его дряблую плоть. Женщины, поначалу слегка испугались, однако к тому моменту, когда я собрался уходить, ещё способные дышать, наперебой уговаривали забрать их с собой. Но я уже насытился и испытывал исключительно эстетический голод. Поэтому, выбрал именно этот прелестный цветок, блистающий среди полузасохших растений купеческого гарема, владелец которого славился своей неразборчивостью и безвкусицей.

Я положил голову девушки на свои колени и приласкал ладонью её волосы. Шаловливый ветерок, передразнивая меня, повторил ласку, взъерошив тёмные пряди и прикрыв бледное лицо естественной вуалью. Усмехнувшись, я исправил ошибку ветра, сдув волосы с закрытых глаз. Голос, внутри меня, пытался что-то сказать, но большую часть я не смог понять, а меньшую — не захотел, поэтому выпустил наружу только лежащее на поверхности.