— Ты кажется, к этому стремилась? — покинув дом, спросил Антон. — Заботиться об хлебе насущном не надо, накормят, жильё дадут. Живи, развивайся, созидай! А что в итоге? Дом знаний пустует, зато на карнавалах народу полно. Пьют, веселятся, как могут, да трахаются под каждым кустом. Засада. Пошли, нажрёмся. Пока возвращались, заметили небольшую толпу перед колокольней.
Оказалось, очередной самоубивец — решил свести счёты с жизнью. Колокольня, как самое высокое здание, оказывается, была любимым местом для самоубийц. В толпе заключали пари, прыгнет, — не прыгнет? Мужик, лет сорока, наверное, пьяный, оступился на карнизе и полетел вниз. Шмяк! Лужа крови на асфальте, не красиво и не интересно. Толпа разочарованно разбрелась кто куда. Вечером нажрались. Утром четвёртого дня Антон проснулся с неясным чувством тревоги и с ощущением, что за ним наблюдают, и этот кто‑то совсем недобрый. Он открыл глаза, пытаясь уяснить, что же вызвало это чувство. Рядом безмятежно посапывала Катерина, солнечный свет просачивался через неплотно закрытые занавески, в его лучах плавали мельчайшие пылинки. Размеренно тикали большие круглые часы на стене, показывая четверть десятого. После вчерашних возлияний хотелось пить. Всё мирно и спокойно, вероятно ночью приснился кошмар, который не запомнился, но ощущение от него осталось. Антон решил встать и прогуляться в одиночку. Стараясь не разбудить Катерину, он тихонько поднялся, сходил в туалет, умылся, оделся. Уже выходя, он увидел, как Катерина подняла голову:
— Ты куда?
— Пойду, проветрюсь.
— Вкусненького чего‑ нибудь, купи, и попить… — Катерина опять уронила голову на подушку.
Сегодня по программе карнавала был день Гекаты, царицы мёртвых. Поэтому на улице продавались различные маски смерти, саваны, костюмы скелетов, наряды ведьм, черепа и прочую ерунду. За столиками кое- где сидели любители бесплатного пива, которое подавалось в кружках в виде черепов. Заказав себе такую кружку, Антон подошёл к бородатому мужику лет сорока, который, откинувшись назад на спинку стула, перемежал глоток пива, затяжкой толстой сигары. Лицо его прикрывала надвинутая на лоб широкополая шляпа.
— Можно присесть?
— Валяй, — последовал ответ из‑под шляпы.
— Я приезжий, давно у вас карнавал длится?
Мужик сел прямо, внимательно посмотрел на Антона.
— Давно у нас?
— Третий день.
— Тогда у тебя ещё пару дней. Я бы на твоём месте убирался отсюда.
— Почему?
— Все, пришлые через несколько дней куда‑то исчезают, и больше не появляются. Ты хочешь исчезнуть неизвестно куда?
— Нет.
— Тогда подумай. А праздник, уже почти месяц длится, надоел уже всем, говорят, на этой неделе закончится.
— Кто его устроил, и за чей счёт?
— Никто толком не знает. Но кто‑то безумно богатый. Местные то же участвуют в мероприятии, как же. На халяву и уксус сладкий. Вот только, если приезжие испаряются, то местные становятся другими.
— Как другими?
— Не знаю, но другими, изнутри, что ли меняются, кто как. Кто вдруг читать начинает, хотя раньше букварь только на закрутку табака использовал. Которые в религию ударяются, ну а кто и жизнь самоубийством кончает. В крайности бросаются, вот что.
— Все, или кто живёт на халяву?
— Халявщики.
Послышалась барабанная дробь, звуки флейты. Из боковой улицы на площадь медленно вкатился чёрный катафалк с гробом. Его сопровождала группа барабанщиков и флейтисты, играющие британский марш гренадеров. В гробу сидел напудренный господин в военной форме и дирижировал музыкантам. Когда процессия поравнялась с памятником, человек в гробу зычно рявкнул по‑английски. Процессия остановилась, сидящий в гробу повернул голову к памятнику и отдал честь. После опять пролаял команду, и процессия под грохот барабанов и звук флейты тронулась дальше.