Холстина, укрывающая сооружение, опала вниз, это оказалась площадка с гильотиной наверху. Из глубины площадки, вверх по лестнице, два амбала волокли упирающегося человека. Перед камерой приостановились. Монитор над площадкой крупно отразил лицо осуждённого. Заклеенный скотчем рот исказился в крике, глаза выпучены от ужаса. Было видно, что он молод.
— Красавчик! — громко произнесла губастая исполнительница казни. — Хорошая голова для моей коллекции!
Осуждённого повалили на скамью, привязали ремнями. Голову просунули в деревянную доску с выемкой, закрепили такой же сверху.
— Преступления осуждённого ужасны! Он посягал на священные устои общества! Он призывал к свержению демократии, а уж каким путём, совсем не важно! Какие тёмные мысли роились в его голове! За это он её сейчас и лишится! Внутренние органы его пойдут на пересадку, нуждающимся в этом честным гражданам! Свершим же благородное дело, не дадим честным людям погибнуть! Милосердная дама, вы готовы?
— Да! — закричала силиконовая, за пультом.
— На счёт три нажмите красную кнопку. Раз — два — три!
Нечто в юбке с размаху ударило рукой с наклеенными длинными ногтями по кнопке. Нож стремительно опустился, голова отлетела и упала в корзину, из обрезка шеи хлынула кровь. Один из обслуги за волосы поднял голову, отодрал скотч и сидящие в зале крупным планом увидели на экране отрубленную голову с окровавленным ртом. В зале зашумели, кого‑то начало рвать. Исполнительница казни радостно захлопала в ладошки. Не сговариваясь, Антон и Дмитрий устремились к выходу.
— Ёптать, что это было?
— стараясь удержать рвотные позывы, вопросил Антон. — Живых людей казнить напоказ, да ещё и за деньги? Как так‑то? Что не так с этим народом?
Дмитрий задумчиво осмотрелся вокруг. Всё так же светило солнце, играли дети, в кустах щебетала пернатая сволочь.
— Да всё не так! — произнёс он. — Люди то настоящие, похоже… Странно всё это.
— Вот именно, похоже… Пошли отсюда, что‑то мне тут разонравилось. Может, в следующую локацию рванём?
Глава 4
Они вышли с другого конца парка, около церкви, которую, окружали строительные леса. На площадке, возле ограды, в ряд приткнулось несколько торговых ларьков, был там и церковный. Нужно было прикупить продуктов в дорогу, да пробить, где можно обзавестись смартфонами с серыми симками.
— Айда, в церковный — позвал Дмитрий. — Душа мне подсказывает, что у служителя господа всё найдётся…
В магазине среди штампованных икон, крестиков, свеч, за прилавком, скучало лицо низкого церковного ранга. Не первой свежести чёрный подрясник, засаленная скуфья на голове. Жидкобородый, слегка опухший лик, с синим клеймом на лбу, намекал, что его обладатель грешит чревоугодием и прочим прелестям. Взгляд был хитёр и цепок.
— Здравствуйте — зайдя, поздоровались сотоварищи.
— И вам не хворать! Что надобно?
— А нужно нам, — проговорил Димон вкрадчиво, — кстати, как к вам обращаться?
— Крещёный?
— Крестик ношу, однако.
— Тогда, брат во Христе, достаточно.
— Брат во Христе, господу сверху всё видно, может он узрит, пару сотовых и симки к ним?
— Тот не унывает, кто на бога уповает, — брат во Христе зыркнул на часы Дмитрия. — Что у людей водится то и у нас хороводится.
— Цена вопроса?
— Что богу угодно, то и нам пригодно. Сторгуемся.
Богу было угодно содрать с руки Дмитрия часы, взамен на два дешёвеньких смартфона с левыми симками и немного денег.
— Может и водочки? — предложил довольный сделкой церковник.
— Водкой то же здесь торгуете?
— Здесь нет, а вот в соседнем ларьке запросто, там я частное лицо.
— Водки нам не надо, — ответил Антон. — У меня вопрос есть. Церковь в курсе, что людей казнят в парке на потеху всем, за деньги?
— Грех это. У нас эвтаназия разрешена, а это одна из её форм. Но церковь против этого.
— И что вы делаете?
— Молимся за грешников, грешны и кто убивает, и кого убивают, ибо господь дал им жизнь и только господь вправе забрать её.
— А, тот, кто убивал, приходят к вам покаяться?
— Приходят, и деньги жертвуют на строительство храма. Но, всяк крестится — да не всяк молится. Храм то вот здесь нужно строить, прежде всего, — брат во Христе показал на клеймёный лоб и грудь. На миг во взгляде его промелькнула ярость. — Понятно ли?