— Но он ещё молод и неопытен, могут не пустить, — попыталась поддержать я.
— О чем это вы шушукаетесь? — услышала я веселый голос отца. — Что такое? Маша, ты разве не рада, если партия пошел Сергея в бой?
— Здравствуйте, — слегка улыбнулась Мария. — Я очень рада, что Родина не пустой звук для Серёжи и никогда не думала, что он станет отсиживаться пока идёт настоящее бедствие, я уважаю смелость — это естественно для каждого при нынешней обстановке — но очень его люблю… И боюсь, что может не вернуться из боя… Потому и волнуюсь.
— Понимаю… Но, если помнишь, комсомольцы в Гражданскую не рассуждали так, вернусь или не вернусь. Как там пелось в песне: «И родная отвечала: «Я желаю всей душой, — Если смерти, то — мгновенной, Если раны — небольшой».
— А правда ведь, — на тонком лице Маши мелькнули отблески тепла. — В конце концов я не могу утверждать, вернётся или нет, но я всегда могу в него верить. И буду верить до конца, во что бы то ни стало.
— Я вам тайну открою, — весело сказал отец. — Сергей меня попросил отправить его дело в Генштаб.
— В его стиле, — с уважением проговорила Маша. — Никогда не сдается.
— Ну, а я, — сказал отец. — твоего друга Пашу Щебинина попросил, — подмигнул он мне.
— Ах хитрецы! Личностные отношения на работе, — шутливо погрозила я пальцем.
— Товарища Щебинина? — побледнела Маша. Мне показалось, что в ее глазах мелькнул страх.
— Да, — моргнула я. — Что-то случилось? Это весьма умный, честный, добродушный человек, которому можно доверять.
— Ты хоть знаешь кто он? — шепнула Маша, дождавшись, когда отец вышел.
— А кто он? — вскинула я брови. Неужели Маша знает о Щебинине нечто опасное, но что? Мама, помню, говорила, что он казался ей воплощением грозного духа революции… Но что в нем грозного? Неужели это правда?
— Мне Серго говорил, я долго учила, какая должность у Щебинина. Перпомначоперупргенштаб, — выплюнула она.
— Как как? Язык сломать можно!
— Первый помощник начальника оперативно-мобилизационного управления генерального штаба, — тихо сказала Маша. — В переводе на обычный язык — начальник военной разведки.
— Я подозревала что-то такое… Он мастерски решает политические ребусы. Практически в секунду!
— А еще, — с придыханием сказала Маша, — он чуть не мальчишкой бил белых в подполье на Дальнем Востоке. Или что- то такое.
— Вау! — только и смогла вымолвить я. — Ничего себе! Получается, я абсолютно его не знаю: столько ярких моментов его жизни открылись… Ещё совсем юным…я в шоке. Вот честное слово — в шоке!
— Ты, понимаешь хоть, куда он Серго забросит? — в голосе Маши прозвучала грустная обреченность.
— Естественно, — пробормотала я. — Раз этот человек знаком с войной практически с самого детства…
— У Щебинина нет семьи… — Маша печально смотрела на стопку книг. — А мы… Мы места себе не находим. Мать особенно.
— Конечно, — вздохнула я. — Все же может вернётся сын, а может нет, остаётся только Надежда… И страшно и грустно.
— А ведь не попроси Серго твоего отца, остался бы служить тут, в Ленинграде. Или в каком-то округе, — сказала Маша. — Отец уже хотел попросить кого-то…
— Тут хоть безопаснее, какая никакая да связь с семьёй. А теперь особо и не понять, куда забросят, но явно далеко… Похоже он и сам хотел бы в центр сражений, раз настолько сильно рвется…
— Пошли пройдемся? — вдруг спросила Маша. — Смотри, снег пошел… — она старалась говорить весело, но в ее голосе звучала грусть.
Я подошла к подруге и нежно обняла за тонкие плечи. Есть ситуации, когда высокопарные речи бессмысленны, но хотелось хоть чуточку поддержать ее, хоть немного. Вдруг все обойдется? Вдруг останется в живых? Жуткое чувство неизвестности охватывало с головы до ног — впервые в жизни я, кажется, поняла, что при всем желании не могу ничего изменить. Абсолютно ничего… И это ранило ещё сильнее.
— Пойдем? — тихо повторила Маша.
— Пошли, — кивнула я и быстро сняла с вешалки серое пальто.
— Настя, ты куда? — раздался строгий голос матери. — Сочинение дописала?
— Одно предложение осталось, — бросила я. Сочинение никуда не денется в конце концов, вывод о величии Маяковского невелика проблема. А Маше сейчас куда хуже чем мне с какой-то там домашней работой, я не могла оставить ее наедине с бедой.
— Придешь — доделаешь, — строго сказала мама. — Я проверю!
— Угу, — кивнула я. Сочинение… велика ли, если сравнивать, проблема — сочинение?
— Так, без «угу», а «обязательно доделаю», — строго повторила мама.
— Обязательно доделаю, — протянула я.
В Ленинграде редко когда сухой снег и мокрота казалась привычной, но сегодня появилось что-то очень грустное. Будто бы сама природа грустит о сложившейся ситуации и плачет… Но так нельзя! Я постаралась взять себя в руки. Вдруг все обойдется, в конце концов? Вдруг все будет хорошо и мы зря опускаем руки, когда ещё слишком мало?
Снег был мокрый, но белый белый… Цвет чистоты. Цвет… надежды.
— Знаешь… — тихо сказала Маша, любуясь беспорядочным кружением снежиных хлопьев, — он ведь войну никогла не видел! Он думает, что это игра такая. А на самом деле, когда увидит…
— Но раз он так настроен, может, не все потеряно? Главное верить — это единственное, на что мы в данный момент способны и не стоит упускать этот шанс, мне кажется, — тепло добавила я.
— Это сейчас он так настроен, потому что не видел войны, — продолжала Маша. — Понимаешь, мы надеялись, что его в Псков отправят или в Сольцы. Или в Липецк. А он вот упросил твоего отца отправить в бой. На опасное задание. Ну вот зачем мальчишки на войну так рвутся, а?
— Самой интересно, — вздохнула я. — Видимо они воспринимают ее легче, чем мы, видят в битве нечто героическое.
— Как думаешь, кто из наших пойдет в военные? Леша? Влад? Женька? — Маша говорила о постороннем, но я понимала: она хочет хоть немного отвлечься от грусти.
— Леша, — задумалась я. — Очень горячая и храбрая натура: мне кажется, что он моментами жалеет, что не обороняется от врагов. Он настолько сильно восхищается делом Революции и красной армией, что обязательно присоединится к этой сфере. Как думаешь?
— Леша точно, — сказала Маша. — А потом на Ирке женится небось?
— Не знаю, — задумалась я. — Ира так боготворит его, так подражает, так соглашается с каждым словом… Не заметила у него такого же ответа. Скорее он оценивает ее и во многом согласен. Он одобряет ее политические взгляды и характер. Но не сказала бы пока, что Ира для него самое ценное, что есть на Земле. Он для нее — да, а она…
— Ира практически мечтает о нем, — тепло улыбнулась Маша, — да и на Лену он очень сильно влияет. Интересно, каково это — настоящая любовь? Столько книг об этом есть, столько пар вокруг…
— Надеюсь, что поймём, когда придет время, — поправила я красную шапку. — Запретный плод сладок, как говорится. Наверно это самый близкий человек в твоей жизни.
-…Но как отличить его от других? И когда? Тайна, а разгадке пока не поддается, — Маша, кажется, чуточку повеселела.
— Мне, наверно, пора, — осторожно напомнила я, опустив ресницы. — Сочинение дописывать. Спасибо тебе огромное, что пришла, я всегда рада тебя видеть.
— Я тебя тоже, — быстро кивнула Маша. — Очень благодарна за поддержку и прогулку, это сильно помогает.
Махнув рукой, Гордеева изящно направилась к своему дому.