Джеймс взглянул на Денариуса и увидел, что ствол "Магнума" дрожит в воздухе. Все тело мужчины было напряжено, и Джеймс мог представить, через какое внутреннее смятение он проходил. Крики его жены пронзили воздух, как стрела, приглушенное ворчание мужчины внутри под ее мучительными воплями. Он мог слышать, как кто-то еще плачет, возможно, ребенок, и знал, что это только не добавит Динарию самоконтроля. Он был на грани срыва, слезы были отчетливо видны даже под дождем.
Женщина взвела курок дробовика, но не подняла его.
“Ты не войдешь сюда!” - прорычала она. ”Это для Владетеля и Старейшины, а теперь бросьте оружие!"
Джеймс чуть не расхохотался при этих словах. Наглость женщины, которая по глупости бросилась на двух вооруженных мужчин, даже не потрудившись поднять оружие. Неужели она ожидала, что одна из мерзостей ворвется и уничтожит их? Джеймс понятия не имел, сколько мерзостей было в Дасте, но, по крайней мере, большинство из них остались позади в городе. Конечно, для этого потребовался бы только один. Во всяком случае, против обычного человека.
Но Джеймс Ди был далек от среднего.
“Я даю вам на счет три, мэм”, - сказал Джеймс, его голос был мягким, как шелк, в отличие от голоса Денария. “Тогда я собираюсь вырвать это оружие из твоих рук и усыпить тебя, как больную собаку”.
Он не сказал ничего из этого со злым умыслом или какой-либо бравадой для приукрашивания. Он просто констатировал факт. Как будто он только что сказал женщине, что на улице идет дождь. Как будто это было очевидно.
Лицо женщины расплылось в улыбке, обнажив пожелтевшие и побуревшие обрубки десен. Ее мокрые волосы прилипли к лицу, как рваные лохмотья, а промокшее платье прилипло к ее некрасивой фигуре.
“Ты собираешься выхватить мой ствол, да?” - передразнила она его. “Это будет адский трюк!”
Она подняла ствол, но только примерно на полпути. Он все еще не был направлен на них.
“Один”, - сказал Джеймс так же ровно, как соляная равнина.
Женщина начала злобно хихикать. Динарий сделал дрожащий полшага вперед.
“Это не обязательно должно быть так, мисс”, - сказал он. “Этот человек полон магии. Я видел это своими собственными глазами! Просто отойди в сторону и дай мне забрать свою семью—”
Новый, резкий крик донесся до их ушей из церкви, и Динарий вздрогнул. Джеймс успокаивающе положил руку ему на предплечье.
“Два”, - сказал он смеющейся женщине.
“Вы, сукины дети, приехали не в тот чертов город”, - сказала она, когда ее смех стих, а голос приобрел зловещие нотки. “Старейшине не будет отказано, и Владетель будет—”
“Мадам,” сказал Джеймс, прерывая ее, “ваш Владеиель, по всей вероятности, убит, пока мы говорим. Я честно предупредил вас, и я намерен сдержать свое слово. Когда я досчитаю до трех, тебе лучше положить этот рассеивающий ствол на землю и отодвинуть от него свою задницу.”
Глаза женщины испуганно расширились всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы Джеймс заметил. В это краткое мгновение присутствовал страх, но тучи ненависти и злобы накатили обратно, затмив все остальное.
“Мне будет приятно наблюдать за тобой...” — начала она, затем резко остановилась.
Джеймс вытянул свободную руку, и дробовик полетел сквозь дождь — как по рельсам — прямо в нее. Он хлопнул у него в руке с влажным шлепком. Он быстро убрал револьвер в кобуру и вскрыл дробовик, осматривая содержимое. Удовлетворенный видом двух нетронутых капсюлей-детонаторов, уставившихся на него, он снова захлопнул ее и направился к ней.
“Отойди в сторону!” Динарий кричал на женщину рядом с ним.
Она не отступила в сторону, а вместо этого рухнула на колени, ее руки поднялись в знак капитуляции, на лице отразились шок, изумление и страх. Страх вернулся в полную силу, вся злоба и ненависть развеялись на все четыре стороны.
Джеймс взвел курок дробовика.
Динарий протянул руку, когда они остановились перед женщиной, примерно в пяти футах от нее. Он не прикоснулся к Джеймсу, только жестом попросил его остановиться.
“Она безоружна, мистер Джеймс”, - сказал он. “Мы здесь не для этого. Теперь она не сможет причинить нам никакого вреда.”
Джеймс сердито посмотрел на женщину перед ним, которая теперь дрожала до такой степени, что тряслась от ужаса, из ее широко раскрытых глаз текли слезы, и она молила о пощаде через отвратительные обрубки во рту.
“Ты не мужчина!” - бормотала она. “Такого человека я никогда не видела! Отпусти меня! Я умоляю тебя!”
“Мистер Джеймс, пожалуйста”, - снова вмешался Денарий. “У тебя здесь дело, но это не она. И моя семья нуждается во мне. Не делай этого. Подумай, что это значит!”
Джеймс уже думал о том, что это значит.
У тебя чистое сердце... Но ты не хороший человек.
“Я нехороший человек, Денарий”, - сказал Джеймс, не отводя холодного взгляда от пресмыкающейся женщины в конце бочек. “Пришло время тебе признать это”.
Денарий покачал головой. “Да, это так, мистер Джеймс! Ты хороший человек, и ты привел меня сюда, чтобы забрать мою семью, потому что ты хороший внутри тебя!”
“Нет”, - сказал Джеймс почти шепотом. “Я привел тебя сюда, потому что именно здесь находится маркер. То, что твоя семья находится в одном и том же месте, - это просто совпадение”.
“Я в это не верю!” - закричал Денарий. Его глаза были смелыми на фоне шоколадной кожи, полными праведности и порядочности, всего того, кем Джеймс мечтал быть в детстве. Все то, что он надеялся однажды вернуть.
Но сегодня был не тот день.
Дробовик дернулся в руках Джеймса, когда пламя лизнуло его ствол, и женщина превратилась в багровый туман от верхушек ее обвисших грудей вверх. Брызнула кровь и покрыла их обоих, горячая под холодным дождем, и то, что осталось от нее, рухнуло набок, отрубленные руки шлепнулись рядом с ней.
Затем Джеймс посмотрел на Денария, чье лицо исказилось выражением ужаса и шока, когда он посмотрел на разорванные останки безумной женщины.
“У-у тебя не было никаких причин...” - прошептал Денарий и замолчал. Больше нечего было сказать.
Джеймс оглянулся на дверь в церковь и взвел второй курок дробовика, поднимая его к плечу.
“Я же говорил тебе, что я нехороший человек”.
Дверь взорвалась.
28
Марлена закричала.
Мужчина стоял над ней, его грязное лицо было открыто над отвратительными почерневшими культями внутри его слюнявого рта. Его глаза были дикими и горели предвкушением и вожделением — без сомнения, как к ее сексу, так и к крови, подумала Марлена, — когда она поползла назад на ягодицах. У мужчины были расстегнуты штаны, и он боролся с пуговицами на своем длинном нижнем белье. Грязь прилипла к открытой ткани его нижнего белья, грязь, желтые и коричневые пятна расцвели в нездоровой пародии на искусство.
Тогда Мартин закричал, заставив Марлену дернуть головой вправо. Она увидела там своего сына, съежившегося у подножия лестницы, которая поднималась с этажа святилища к отвратительному черному кубу, который, казалось, служил чем-то вроде алтаря в этом безбожном молитвенном доме. Глаза Марлены защипало от новых слез, но не за себя, а за своего мальчика, испуганного и одинокого, хотя он был не более чем в десяти футах от нее.
“Мама!” - воскликнул он между рыданиями. “Мама, заставь его остановиться!”
Если человеческое сердце могло разорваться под тяжестью тоски по своему ребенку, то сердце Марлены могло бы тогда разорваться. Она чувствовала, как это пытается подавить само себя, смятение и страх ее сына, словно свинцовая гора, давят на саму ее душу.
Мужчина вытащил свой член. Казалось, Бог проявил краткость в Своем фаллическом распределении в тот день, когда вдохнул жизнь в монстра, стоящего сейчас перед ней, и за это, как она полагала, она должна быть благодарна. Там было недостаточно, чтобы причинить ей какой-либо значительный ущерб, даже в таком состоянии, как сейчас. Тем не менее, на самом деле она беспокоилась не о могучей маленькой мышке этого человека. Его лицо было искажено злобой, но глаза выдавали истинную глубину его порочности.