Куб излучал мягкое свечение, открывая узоры созвездий и солнечных систем на его боку, некоторые из которых никто другой, возможно, не узнал бы, за исключением, возможно, путешественника Джеймса Ди. В центре обсидиановой массы один рисунок светился ярче других. Символ извивающейся спирали, идентичный тому, что был на вершине шпиля церкви, начал светиться ярче.
Кровь мужчин поползла вверх по лестнице так же грациозно, как змеи, и, достигнув отметки, начала ползти вверх по ней сбоку. Созвездия начали светиться ярче, а спираль, закручивающаяся в центре, стала еще ярче. Гул становился все громче, хотя по-прежнему никто, казалось, этого не замечал. С улицы донесся оглушительный грохот, катастрофический звук, и стены церкви задрожали, когда окна с трех сторон разлетелись на мелкие осколки, а за ними последовал проливной дождь.
Взрывной грохот снаружи, казалось, заставил замолчать тех, кто все еще был в церкви, хотя человек с закатившимся глазом все еще быстро занимался своими делами на полу с Динарием, его губы растянулись, обнажив грязные зубы в безумной гримасе ярости и отчаяния. Денарий боролся с ним на полу, в то время как Марлена пыталась запихнуть Мартина между скамьями, умоляя перепуганного мальчика оставаться в тени и неподвижным.
Затем она двинулась к мужчине, сидящему на ее муже, когда до сих пор незаметный гул стал еще громче, свечение созвездий куба — как знакомых, так и чужих — начало усиливаться, когда кровь начала капать на его поверхность, как будто ее пили.
Она почти добралась до мужчины, навалившегося на ее мужа, когда еще один мужчина — которого она раньше не видела — вышел из-за двери. На нем была шляпа-котелок и галстук-бабочка поверх жилета и куртки, а с его мокрой бороды капал дождь. Марлена резко остановилась, когда увидела мужчину, и ее крик был недолгим, когда мужчина поднял маленький револьвер и выстрелил в нее. Ее голова дернулась в одну сторону, затем в другую, струйки крови хлестали, как сердитые плети.
Затем она рухнула на пол, потеряв сознание, перед Джеймсом. Он увидел это и захотел подняться и отправить своего заклятого врага в следующее столетие, но у него не было сил. Он мог слышать ворчание и крики, когда Динарий боролся с другим мужчиной.
Хотя никто, казалось, не заметил звука маркера или светящихся солнечных систем на его поверхности, Джеймс видел все это со своего неподвижного места на полу, боль и шок от раны сделали его неподвижным, и остальные сочли его мертвым.
Его глаза поднялись, когда Дрири прошел мимо него в проход между скамьями, лицом к знаку пробуждения. Хотя Джеймс не мог видеть лица мужчины, он почувствовал на нем маску удивления и похоти.
“Мои глаза видели славу”, - сказал Дрири, делая медленные, уверенные шаги к маркеру, центральное свечение которого все усиливалось. “Узрите славу Старейшин! Узрите силу Н'еа'туула!”
Прежде чем Джеймс смог собраться с силами и решимостью встать, фигура Дрири начала подниматься в воздух перед обсидиановым маркером, его тело засияло светом куба.
ЧАСТЬ VI: Преображение Гира Дрири
32
Бонэм хрюкнул и сплюнул кровь, поднимаясь на ноги. Мерзость, которую он уничтожил, была так же неподвижна, как и ее хозяин, чьи ужасные причитания - которые вполне могли бы стать чувственной музыкой для ушей Бонэма, если бы он не был заперт в смертельной схватке с этой тварью - теперь прекратились.
Его внимание привлек шум толпы, и он повернулся, чтобы увидеть еще три мерзости, за которыми следовало слишком много горожан, чтобы их сосчитать, и все они мчались по улице. В руках у них были ружья, вилы и дубины, а мерзости с глухим рычанием раздирали грудную клетку, пах и позвоночник, их костяные зубы были зазубрены и истекали ихором.
Он понимал, что их слишком много, чтобы сразу навалиться на него, даже если бы у него было больше времени и возможность занять возвышенность. Как бы то ни было, его оттрахают как следует меньше чем через минуту. Он ненавидел, когда его трахали должным образом. Он был человеком, который всегда настаивал на том, чтобы его трахали как надо.
Бросив взгляд назад, в сторону церкви, он увидел, что Дрири спешит прочь от него. Это не разозлило его, как могло бы. Дрири был одержимым человеком. Человеком с сингулярным фокусом. С того дня, как они начали ездить вместе, Бонэм знал, что Дрири видит в Бонэме лишь средство достижения цели. Бонэм никогда не упрекал его в этом. На самом деле, он ценил открытую честность. Это позволяло ему точно знать, где он находится и чего ожидать от этого человека. И в ответ он имел достаточно возможностей удовлетворить свои потребности на этом пути.
За секунду до того, как он отвернулся, раздался треск выстрела, и он увидел, как человек крутанулся и упал на грязь перед церковью. Бонэм улыбнулся, узнав Квентина, и выплюнул в его сторону комок кровавой слюны, после чего отвернулся, чтобы встретить наступающую орду.
Проклятый трус, подумал он. Я присоединюсь к тебе в самом Аду.
Дрири поднимался к церкви, когда Бонэм обернулся к толпе чудовищ и безумцев. Он прикинул, что за тремя мерзостями стоит пара дюжин мужчин и женщин, и начал прикидывать свои шансы, пока тянулся к карману своего плаща на кожаной подкладке и сжимал в руках пару цилиндров, которые он любил называть "своей последней целью".
Они хранились у него уже некоторое время, связанные шпагатом, в сухом и безопасном месте и всегда при нем. Он полагал, что большинство мужчин не захотят иметь при себе такую вещь во время перестрелки, но Бонэм никогда не задумывался об этом. Если ему суждено умереть, он хотел забрать с собой столько, сколько сможет.
И друзья, и соседи, настало время великого прощания.
Он вытащил из кармана два свертка и сунул их под пальто, чтобы они не высохли, пока он доставал из кармана рубашки коробок спичек. Коробок был влажным, но не промокшим. Небольшая милость.
Он выкашлял пинту крови, стоя на коленях в центре улицы: орда была уже менее чем в тридцати ярдах от него и быстро приближалась. Он достал спичку, чиркнул ею, и она почти сразу же потухла под дождем. Он свернулся калачиком, чтобы укрыться от ливня, впервые увидев ужасающую рану на груди, которую успела проделать умирающая мерзость. Он презрительно хмыкнул. Это не имело значения. Не сейчас.
Позади него раздался еще один выстрел, гораздо тише предыдущих. Бульдог Дрири. Итак, человек был у церкви, направляясь к своей цели.
Желаю тебе удачи, Дрири, подумал он, доставая очередную спичку и готовясь чиркнуть ею, когда орда приблизилась менее чем на двадцать ярдов. Я освобожу тебе место.
На этот раз спичка не погасла, когда он поднес ее к паре каких-то предметов в другой руке. Фитиль воспламенился и начал искрить. Бонэм улыбнулся, под усами показались окровавленные зубы.
Он встал, кашляя кровью, и спрятал зажженный динамит под плащ, чтобы укрыть его от дождя. Он посмотрел на встречную орду, на дикие лица, на отвратительных существ.
Тогда он бросился на них, устремившись в толпу со скоростью и ловкостью, на которые не способны большинство мужчин в отличной форме, не говоря уже о смертельно раненых. Его губы оскалились в злобном оскале, и из глубины его души раздался рев, такой звериный, такой первобытный в своей ярости, что толпа перед ним, казалось, замедлилась. Даже существа, казалось, замедлили шаг, их багровые глаза удивленно моргали.
Но они были уже слишком близко, чтобы что-то изменить. Бонэм ринулся вперед, и удивление сменилось возмущением и безумием на всех лицах толпы, когда он врезался в них, сбив с ног двух горожан, проскользнув между ног мерзостей.
Рычащие крики чудовищ становились все громче и громче, когда толпа горожан начала поднимать на Бонэма оружие, вилы и дубинки, но ни один из их голосов не перекрывал свирепого рева человека.