Едва закончив краткое знакомство, делегаты Болкандо подняли кубки. Все четверо выпили.
Вкус был мерзким — Танакалиан чуть не подавился.
Видя выражения их лиц, канцлер улыбнулся: — Да, отвратительно, не правда ли? Кровь четырнадцатой дочери Короля, смешанная с соком Королевской Хавы — того самого дерева, шип которого отворил ей яремную вену. — Он помедлил. — В обычае Болкандо ради успеха переговоров приносить в жертву дитя свое, тем самым доказывая желание достичь согласия.
Кругхева опустила кубок с гораздо большей силой, чем требовалось, но промолчала. Откашлявшись, Танакалиан сказал: — Хотя мы польщены такой жертвой, Канцлер, наш обычай требует, чтобы мы скорбели о гибели четырнадцатой дочери Короля. Мы в Напасти не льем кровь до переговоров, но, уверяю вас, наше слово столь же нерушимо. Если вы ищете в доказательство этого неких жестов, то мы вынуждены будем огорчить вас.
— Ничего не нужно, друзья, — улыбнулся Рева. — Разве кровь девы не течет в нас?
Когда слуги наполнили каждый второй кубок из трех, стоявших перед каждым, Танакалиан заметил смятение Кругхевы. Но на этот раз жидкость оказалась прозрачной, от нее донесся деликатный аромат цветов.
Канцлер, не оставшийся слепым к овладевшей гостями из Напасти неловкости, заулыбался еще сильнее: — Нектар цветов шерады из Королевского Сада. Вы найдете его весьма вкусным и очищающим.
Они выпили — и действительно, глотки сладкого, острого ликера избавили гостей от неприятного привкуса.
— Шерада, — продолжал канцлер, — удобряется исключительно мертворожденными плодами жен Короля, поколение за поколением. Эта практика не прерывалась уже семь столетий.
Танакалиан издал тихий предупредительный звук, почувствовав, что Кругхева — ее самообладание уже порвалось в клочья — готова швырнуть серебряный кубок в лицо канцлеру. Он опустил свой сосуд, быстро выхватил кубок из рук спутницы и поставил на стол.
Слуги наполнили последние кубки. На взгляд Танакалиана, это была обычная вода… но это уже вряд ли могло его утешить. «Последнее очищение, да, вода из Королевского Колодца, куда бросили пепел сотни сожженных королей! Восхитительно!»
— Ключевая вода, — промолвил канцлер несколько натянутым тоном, — дабы множество сказанных слов не вызвало жажды. Прошу, садитесь. После окончания речей мы отужинаем самыми изысканными блюдами, которые может предложить королевство.
«Яички шестого сына! Левая грудь третьей дочери!»
Танакалиан почти слышал душевные стенания Кругхевы.
Солнце уже опустилось, когда были произнесены последние слова прощания и два варвара вернулись к лодке. Канцлер Рева и Покоритель Авальт сопроводили Напасть до половины пути, где встали и пронаблюдали за движениями неуклюжей посудины, качавшейся на волнах, пока гребцы не нашли правильный ритм. Затем переговорщики повернулись и не спеша направились к лагерю.
— Забавно, не правда ли? — пробормотал Рева. — Безумная жажда идти на восток.
— Несмотря на все предупреждения, — покачал головой Авальт.
— Что вы подскажете старине Таркальфу? — спросил канцлер.
Покоритель пожал плечами: — Дать дуракам все, что им нужно, разумеется, и не особо торговаться. Я также посоветую нанять спасательный флот в Диле — пусть идут в отдалении. По крайней мере до Пеласиарского моря.
Рева хмыкнул. — Великолепные советы, Авальт.
Они вошли в павильон, вернулись в главную комнату, вновь ставшую безопасной — даже у слуг тут пронзены барабанные перепонки и вырезаны языки. Хотя, конечно, всегда остается опасность проникновения шпиона, умеющего читать по губам. Значит, четверым несчастным созданиям придется умереть на закате.
— Эти их сухопутные силы, готовые пересечь королевство, — сказал, садясь, Рева. — Вы предвидите проблемы?
Авальт взял второй кубок и нацедил еще вина: — Нет. Напасть привержена чувству чести. Они будут верны слову, по крайней мере пока не уйдут отсюда. Те же, что явятся из Пустошей — конечно, если вообще дойдут — смогут лишь подчиниться нашей воле. Мы отнимем у выживших все ценное и продадим в Д’рас как оскопленных рабов.