— В тебе нет гнева, Ном Кала.
— Нет, Первый Меч. Нет.
— Что же может послужить заменой?
— Не знаю. Люди победили нас. Они были лучше, вот и всё. Я ощущаю лишь горе.
— Разве в горе нет гнева, Ном Кала?
«Да, возможно. Но я должна покопаться в душе…»
— Время, — произнес Онос Т’оолан.
Она поклонилась ему и рассыпалась.
Онос Т’оолан смотрел, как Кала становится вихрем пыли. В разуме его шагала фигура, подняв руки в… мольбе? Он знал это узкое лицо, этот единственный глаз. Что может он сказать чужаку, некогда бывшему близким? Он тоже чужак. Да, некогда они были знакомы. «Но поглядите на нас теперь: оба лучше всего знакомы с пылью».
Его заразила тоска Ном Калы. Мысли ее истекают мрачной силой — она была юной. Она была, понял он, будущим Имассов — такими они могли бы стать… если бы Ритуал не похитил будущее. Будущее в тщете. Жалкая сдача. Потеря достоинства, тихая, неспешная смерть.
«Нет, Тук Младший. Я даю тебе лишь тишину. И густой рев.
Услышишь? Станешь вслушиваться?
Хоть кто-то из вас станет?»
Она обитала в его кишках, словно паразит. Она видела вокруг себя сломанные остатки давно забытых обещаний, разбитые черепки, пролитое вино. Но настала жара, и запульсировала власть камня — она должна была понять все значение этого, но она проглочена своей собственной тьмой, она попала в безжизненную страну бесполезных сожалений.
Встав в шести шагах от двоих златокожих чужаков, она обернулась и, подобно им, глядела с удивлением и неверием.
Эмпелас Укорененный.
Эмпелас Вырванный с Корнем. Город, вся его подобная горе громада повисла в северном небе. Нижняя часть — лес искривленных металлических корневищ, из которого хлещет радужный дождь, словно даже в горе он готов рассеивать дары. Да, Келиз видит агонию. Город склонился набок. Окружен дымом и пылью. Основание рассекли трещины, сделавшие его кулаком бога, готовым снова ударить по земле.
Она видит … нечто… колючее ядро воли, свернувшийся клубок мучительной боли. Матрона? Кто же еще? Ее кровь течет по камню. Ее легкие воют, ветер стонет в пещерах. Ее пот блестит и льется дождем. Она кровоточит тысячью ран, кости раздавлены растущим давлением.
Матрона, да… но нет разума за кошмаром гниющей плоти. Вырванная с корнем, давно мертвая вещь. Вырванные с корнем тысячи тысяч поколений веры, надежды, прочного железа нерушимых некогда законов.
Она отрицает все истины. Она вливает жизнь в труп, и труп странствует по небу.
— Небесная крепость, — сказал тот, кого зовут Геслер. — Отродье Луны…
— Но больше, — сказал, терзая бороду, Буян. — Видел бы ее Тайскренн…
— Командуй такой Рейк…
Буян хмыкнул:
— Да. Раздавил бы Верховного Мага как таракана. А потом сделал бы то же самое с Худом проклятой Малазанской Империей.
— Но глянь. В плохом состоянии — не так страшна, как скала Рейка, но выглядит готовой упасть.
Келиз уже видела фурии, марширующие под Драконьей Башней — небесная крепость, да, подходящее название. Тысячи Солдат Ве’Гат. Охотники К’эл выдвинулись вперед и в стороны. За шеренгами фурий кряхтят трутни, тащат огромные повозки с добром.
— Погляди на больших, — говорил Геслер. — Тяжелая пехота… боги подлые, такой порвет напополам демона — Кенил'раха.
Келиз подала голос:
— Смертный Меч, это Ве’Гат, солдаты К’чайн Че’малле. Ни одна Матрона не родила так много. Сотни считалась достаточно. Ганф’ен Ацил родила больше пятнадцать тысяч.
Янтарные глаза смотрели на нее. — Если матроны такое могли, почему не сделали? Могла бы править всем миром.
— Была ужасная… боль. — Она помедлила. — Потеря здравости.
— С такими солдатами, — буркнул Буян, — к чему правителю здравый ум?
Келиз скривилась. «Какие-то они невежливые. Кажется, и бесстрашные. Именно те, что нужны. Но я не обязана их любить или даже понимать. Нет, они пугают не меньше К’чайн Че’малле». — Она умирает.
Геслер почесал щеку. — Без наследницы?
— Есть. Одна ждет. — Она указала: — Там, вот они подходят. Ганф Мач, Единая Дочь. Сег’Черок, ее хранитель К’эл. — Тут дыхание ее прервалось, ибо она увидела с ними третьего. Он двигался мягко как масло. — Вот этот Бре’ниган, личный Часовой Матроны — что-то не так, он должен быть не здесь, а рядом с ней.
— Как насчет Ассасинов? — спросил Буян, вглядываясь в небо. — Почему не показался хотя бы тот, что выследил нас?
— Не знаю, Надежный Щит. Что-то не так.
Двое иноземцев, называющих себя малазанами, встали ближе друг к другу, когда подошли Ганф Мач и Сег’Черок. — Гес, а если мы им не понравимся?