Матрона заговорила в разуме Келиз, хотя это была вовсе не речь — скорее неотвратимое вложение знаний и смыслов: — Дестриант Келиз, ошибка выбора. Мы остаемся сломанными. Я остаюсь сломанной. Ты не можешь починить, не одна…
Ни знание, ни смысл не стали благом для Келиз, ибо она могла ощутить за словами Ганф’ен Ацил безумие. Матрона, нет сомнений, сошла с ума. Безумны и задания, которые она навязывает своим детям и самой Келиз. Переубедить ее невозможно. Похоже, что Матрона знает об убеждении Келиз — знает, что ее считают сумасшедшей — но ей все равно. Древнюю королеву переполняют лишь боль и мука неотложной нужды.
— Дестриант Келиз, они попытаются снова. Сломанное следует починить.
Келиз не верилось, что Сег’Черок и Единая Дочь переживут еще одно странствие. Очередная истина, не способная поколебать намерения Ацил.
— Дестриант Келиз, ты будешь участвовать в Искании. К’чайн Че’малле слепы, им не узнать.
Итак, наконец дело дошло до неизбежного. Все ее надежды, все молитвы… — Я не могу, — прошептала она.
— Сможешь. Хранители избраны. К’эл Сег’Черок, Руток, Кор’Туран. Ши’гел Гу’Ралл. Единая Дочь Ганф Мач.
— Не смогу, — повторила Келиз. — Я лишена… талантов. Смертный Меч и Надежный Щит… мне их не найти. Простите…
Огромная рептилия переместила тяжелое тело — раздался звук, подобных скрипу булыжников о гравий. Устремила на Келиз сверкающие глаза, излучая волны подчинения.
— Я избрала тебя, Дестриант Келиз. Это мои дети слепы. Неудача лежит на них и на мне. Мы проигрываем каждую войну. Я последняя Матрона. Враг ищет меня. Враг уничтожит меня. Твой род процветает в этом мире — даже мои дети не совсем слепы. Среди вас я отыщу новых поборников. Мой Дестриант должен их найти. Мой Дестриант отправляется с рассветом.
Келиз замолчала, зная, что возражения напрасны. Миг спустя она поклонилась и ушла из Гнезда, пошатываясь как пьяная.
С ними пойдет Ши’гел. Смысл этого вполне ясен. Новой неудачи быть не должно. Провалиться — испытать неудовольствие Матроны. Ее суд. Трое К’эл и Единая Дочь, и сама Келиз. Если они провалят задание… против гибельного гнева Ассасина Ши’гел им не устоять.
Придет заря, поняла она, и отряд начнет последнее странствие.
Наружу, в Пустоши, на поиски поборников… которых вообще не существует.
Это наказание ее душе, вдруг сообразила она. Ей придется пострадать за трусость. «Нужно было умереть с остальными. С мужем. С детьми. Не следовало мне бежать. Теперь я заплачу за эгоизм».
Единственное утешение: когда смерть придет, придет быстро. Она даже не заметит, тем более не ощутит смертельного удара Ассасина Ши’гел.
Матрона никогда не производит более трех ассасинов одновременно, наделяя их соками вражды, не позволяющими вступить в союз между собой. Если один решит, что Матрону следует ликвидировать — остальные двое по самой природе своей помешают ему. Таким образом каждый Ши’гел защищает Матрону от других. Отпускать одного в Искание — серьезный риск, ведь теперь с ней остаются только двое защитников.
Но ведь… Келиз идет на смерть. Какое ей дело до жутких тварей? Пусть начнется война. Пусть таинственный враг обрушится на Эмпелас и прочие Укорененные, порубит последних К’чайн Че’малле. Мир о них жалеть не станет.
Она сама все знает насчет вымирания. Настоящее проклятие — когда ты оказываешься последней из рода. Да, она хорошо понимает такую участь, она познала истинную глубину одиночества — о нет, это не жалкие, мелкие игры жалости к себе, которыми тешатся смертные, а жестокое понимание, что ты одна, что нет лекарства, нет надежды на спасение.
Да, каждый умирает в одиночку. Можно сожалеть. Можно скорбеть. Но эти страдания — ничто перед муками последней из рода. Ибо для нее нет возможности забыть истину. Неудача. Полнейшая, сокрушительная неудача. Поражение целого племени, раскинувшееся во все стороны и нашедшее последнюю пару плеч, на которые можно свалить вес вины. Вес, который не вынести в одиночку.
В языке К’чайн Че’малле таился побочный дар, и этот дар теперь терзает Келиз. Разум ее пробужден, она постигла гораздо больше, чем за всю прошлую жизнь. Но знание — не благо; сознание стало болезнью, поразившей весь дух. Она могла бы вырвать себе глаза — и все равно она будет видеть слишком многое.
Ощутили ли шаманы племени сокрушительную тяжесть вины, когда наступил конец? Он вспомнила, какие блеклые были у них глаза, и поняла их так, как не смогла бы прежде. Нет, ей остается лишь проклинать гибельные дары К’чайн Че’малле. Проклинать от всей души, с ненавистью.