— Т-сс! Смотрите! Приложил большой палец к правой шишке на лбу, а указательный — к левой. Клянусь своей второй рубахой, его мозговая машина сейчас шпарит на полный ход!
— А то как же! А теперь он глядит на небо, поглаживает усы и..;
— А теперь поднялся и пальцем правой руки на пальцах левой пересчитывает улики. Видите? Вот дотронулся до указательного, теперь — до среднего, а теперь — до безымянного...
— Стоп! Застрял...
— Глядите, как сморщился! Видно, не может разобраться в этой улике. А вот...
— А вот улыбается! Ну прямо тигр! Глядите, остальные пальцы перебрал одним махом. Значит, понял, в чем дело! Понял, будьте покойны.
— Да, скажу я вам! Не хотелось бы мне быть на месте того парня, за которым он охотится!
Мистер Холмс пододвинул стол к окну, сел к наблюдателям спиной и стал писать. Наблюдатели оторвались от дырочек в ставнях, набили трубки и уютно расположились, чтобы не спеша покурить и потолковать.
— Да, ребята, что тут говорить. Он — чудо! — с полной убежденностью объявил Фергюсон. — Это прямо-таки на нем написано.
— Самые что ни на есть верные твои слова, Фергюсон, — сказал Джейк Паркер.— Вот было бы здорово, если бы он вчера вечером оказался с нами!
—Еще бы! — подхватил Фергюсон. — Уж тогда бы мы имели возможность наблюдать научную работу сыщика. Интеллект— понятно? Чистый интеллект самого высшего сорта. Наш Арчи — молодчина, и нечего умалять его способности, но ведь его дар, насколько я понимаю, только зрение, острое, как у совы ночью, удивительный природный дар животного, ни больше ни меньше; но в этом же нет интеллекта, нет этой жуткой таинственности, этого величия... Двух таких людей можно сравнивать не больше чем... чем... Да что там! Разрешите-ка мне сказать вам, что бы он стал делать вчера. Он бы сперва зашел к мамаше Хоган и взглянул — только взглянул — на помещение, вот и все. И что-нибудь увидел бы? Да, сэр, все до последней мелочи! И он бы знал жилье Хоганов лучше, чем сами хозяева, проживи они там хоть целых семь лет. Потом он бы сел на койку, все так же тихо, спокойно, и сказал бы миссис Хоган так... Эй, Хэм, к примеру — ты будешь миссис Хоган. Я стану тебя спрашивать, а ты отвечать.
— Ладно, валяй!
— Сударыня! Прошу внимания! Не отвлекайтесь. Итак, какого пола ребенок?
— Женского, ваша честь!
— Гм! Женского. Хорошо, очень хорошо. Возраст?
— Седьмой пошел, ваша честь!
—Гм, мала, слаба—две мили. Потом устанет. Ляжет, уснет. Мы найдем ее на расстоянии двух миль или менее того. Зубы?
— Пять, ваша честь! И один вылезает.
— Хорошо, очень хорошо! Очень, очень, хорошо!.. (Да, ребята, уж он-то найдет улики и увидит их там, где другой пройдет мимо, не обратив на них никакого внимания,..) В чулках? В башмаках?
— Да, ваша честь! И в том и в другом.
— Чулки нитяные, башмаки сафьяновые?
— Башмаки юфтевые.
— Гм! Юфть! Это осложняет дело... Ну, ничего, справимся. Вероисповедание?
— Католичка, ваша честь!
— Отлично. Прошу оторвать лоскут от ее одеяла. Благодарю. Полушерсть заграничного производства. Отлично. Теперь кусочек от ее платья. Благодарю. Ситец. Поношенный. Превосходная улика. Превосходная! Теперь, будьте любезны, соберите мне немножко мусору с пола. Спасибо, большое спасибо! О! Превосходно! Превосходно! Теперь мы, кажется, знаем, в чем дело...
И вот, друзья мои, у него уже есть все необходимые улики, и больше ему ничегошеньки не надо. И потом, как вы думаете, что делает Выдающаяся Личность? Он раскладывает на столе все эти кусочки материи и мусор, кладет на стол локти, склоняется над ним, укладывает все вещицы ровно в ряд, изучает их, тихо шепчет: «Женского пола», перекладывает их по-другому, шепчет: «Шесть лет», снова перекладывает их и так и сяк и опять шепчет: «Пять зубов... один выходит... католичка... нитяные... ситец... юфть... будь она проклята, эта юфть!» Потом выпрямляется, устремляет взор в небеса, запускает обе пятерни в волосы и все ерошит их, ерошит, бормоча: «Будь проклята эта юфть!» Потом он встает из-за стола, хмурит лоб И начинает Пересчитывать все свои улики по пальцам и,., застревает на безымянном. Но лишь на один миг! Потом лицо его озаряется, будто дом во время пожара, он расправляет плечи и во всем своем величии обращается к_ собравшимся: «Пусть двое возьмут фонарь и сходят к индейцу Билли за ребенком. Остальные — по домам. .Спокойной ночи, сударыня! Спокойной ночи, джентльмены!» И он кланяется, величественный, как Маттерхорн, и уходит в трактир. Вот каков его стиль работы. Единственный в своем роде, научный, глубокомысленный; четверть часа — и дело в шляпе. И не надо всей толпой полтора часа шататься в диких зарослях, верьте моему слову.