Кендра указывает на пирог в моих руках.
— Давай я заберу его у тебя.
— О… конечно. Спасибо.
Я передаю ей пирог.
К нам подходит Блэр и с радушием приветствует всех, кроме меня. Она не такая приветливая и милая, как Кендра. Более того, она так смотрит на меня, что у меня возникает чувство, будто на мне туфли на шпильках и короткая юбка. Другие старухи улавливают напряжение, и после этого в разговоре ощущается какая-то натянутость. Я все время чувствую, как Блэр буравит меня своим ледяным взглядом. Она не хочет, видеть меня здесь. Это очевидно.
Меня так и подмывает придумать предлог и уйти, возможно, взять Медду и поиграть с другими детьми. Я бы чувствовала себя куда комфортнее в кругу детей, но что-то мне подсказывает, что трусливый побег — не лучший вариант. У меня такое чувство, что слабые женщины здесь надолго не задерживаются.
— Ма, когда должны вернуться парни? — спрашивает Тэффи, возвращаясь к нашей маленькой компашке.
— В любое время, — отвечает ей Ник.
Медда играет с серебряными браслетами, которые мне одолжила Бетани. Каждый раз, когда я двигаю рукой, она тихо хихикает, и ее маленькие пальчики застревают между ними, как будто это игра. Мне нравится ее смех. Такой беззаботный. Он успокаивает мои нервы и дает мне возможность сконцентрироваться на чем-то другом, помимо смертоносных взглядов, которых я удостаиваюсь.
— Ты здорово ладишь с ней, — замечает Ник.
Я поднимаю на нее свой взгляд.
— Ох… спасибо, — чувствуя потребность сказать большее, я продолжаю. — У меня есть пятилетняя племянница. Я все время приглядывала за ней, когда она была такой же маленькой.
Глаза Бетани слегка округляются от моего признания. Я знаю, что это новость для нее и для всех остальных. Честно говоря, понятия не имею, почему я решила поделиться этой информацией.
— Не возражаешь, если я украду ее у тебя? — спрашивает Блэр.
— Вовсе нет, — лгу я, протягивая Медду женщине, которая прожигает меня своим злобным взглядом.
— Хорошо, что в доме появилась Куколка. Медда любит ее, и Аксель тепло к ней относится, — признается Бетани.
— Что случилось с другой няней? Твоей соседкой? — спрашивает Ник.
— Миссис Родос? Она стареет, я больше не могу доверить ей Медду. Я застала ее спящей последние два раза, когда пришла забрать Медду. Ей прописали новое лекарство, из-за которого ее постоянно клонит в сон.
— Хотелось бы знать, почему ты не звонишь, если тебе нужна помощь? — Ник крепко поджимает губы, и напряжение в кругу женщин возрастает до предела.
— Ма! — одергивает ее Тэффи.
— Что?
Бетани глубоко вздыхает и говорит:
— Я… Я не хочу сваливать на вас свои проблемы. У вас своих забот…
— Глупости, — перебивает ее Ник. — Мы — семья. Это могли быть мои внуки. Тебе нужна помощь — ты протягиваешь руку. И я не задаю вопросов. Понятно?
В нашем маленьком кругу повисает тишина. Бетани кивает и отводит взгляд.
И тут я замечаю, что люди покидают двор.
— Ох. Отлично. Они здесь! — восклицает Ник. Ее лицо озаряет широкая улыбка. — Пойдемте, леди. Я не видела своего племянника пять лет и не стану ждать ни секунды больше.
Кто-то выключает музыку, и я слышу оглушительный раскат грома, а, точнее, рев нескольких мотоциклов, движущихся по дороге.
В детстве меня напрягал этот звук, поскольку я думала, что кошмар моей сестры вновь становится явью.
Я пячусь назад, используя детей в качестве предлога.
— Я присмотрю за малышами, — говорю я им и тянусь к Медде. Хотя Блэр возвращает мне ее с неохотой.
Я не готова встретиться с Мавом. У меня крутит и сводит живот. Похоже, меня сейчас стошнит.
Со временем рокот моторов становится все громче, и я слышу, как раздаются приветственные возгласы от гостей вечеринки. Они кричат, вопят и хлопают. Раскатистый рев моторов не затихает, а даже наоборот — байки начинают газовать. Звук настолько громкий, а мотоциклы так близко, что, клянусь, я чувствую, как под моими ногами вибрирует земля.
Я крепче обнимаю Медду и, когда она поднимает на меня свои глазки, выдавливаю из себя улыбку. Кое-кто из детей останавливается и заглядывает за угол здания. Несколько ребятишек бегут на звук, в то время как другие выглядят растерянными и придвигаются поближе ко мне.
Рев постепенно затихает, и, наконец, последний двигатель глохнет. Я все еще слышу за углом приветственные крики людей, но они походят на гробовое молчание по сравнению с тем, какими оглушительными были раньше.
К тому времени, когда гости вечеринки снова начинают возвращаться на задний двор, мне становится дурно. Я чувствую, как меня охватывает приступ паники, и я сожалею о том, что предложила присмотреть за детьми. Если бы я этого не сделала, то могла бы спрятаться, уйти, сбежать. Убраться отсюда прежде, чем Мав увидит меня и убедиться, что я все еще здесь, жду, как бедная, томящаяся от любви девчонка, не подозревающая о том, с какой стороной его личности ей предстоит сейчас столкнуться.
Заметив Бетани, я устремляюсь к ней. Она удивленно распахивает глаза, должно быть, из-за выражения тревоги на моем лице.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
— Можешь взять Медду? Я не очень хорошо себя чувствую, — мямлю я, протягивая ей Медду.
Воспользовавшись задней дверью, я вхожу в клуб и, зайдя на кухню, подхожу к раковине. Склонившись над ней, я втягиваю в легкие огромную порцию кислорода и заставляю себя сглотнуть, подавляя тошноту, грозящую вырваться наружу.
Дыши, Эм. Дыши.
— Все нормально. Все в порядке, — убеждаю я себя.
Затем мое внимание привлекают неистовые крики, и я смотрю в кухонное окно. «Предвестники Хаоса» и гости вечеринки бурным потоком стекаются на задний двор. Я не вижу Мава. Я ищу, но его нигде не видно. Наверно, он тоже скрывается от меня.
Дозер и какой-то мужчина заходят во двор с широкими улыбками на лицах, обнимая друг друга за плечи. Незнакомый мне мужчина одет в цвета «Предвестников Хаоса», и я узнаю его по фотографиям в кабинете Мава, но он не был в клубе последние две недели.
Это Эдж?
Он красивый. Я бы даже сказала великолепный. Однако в чертах его лица преобладает жесткость. На лбу у него три заметные морщинки, а под ними — нахмуренные брови, нависающие над глубоко посаженными глазами. Улыбка Дозера естественная и легкая, тогда как у нового парня чересчур натянутая, словно он не привык использовать необходимые для этого мышцы.
Наверное, он на два дюйма ниже Дозера. И в отличие от Дозера, который заполняет каждый дюйм свободного пространства, имеющегося в его футболке и джинсах, и даже больше, на этом мужчине одежда буквально висит. Даже его щеки выглядят впалыми.
Его темно-каштановые волосы не больше двух-трех сантиметров длиной и торчат в разные стороны, а еще у него усы и бородка, которые на солнце кажутся скорее рыжими, чем каштановыми.
Он позволяет подходящим к нему людям обнять себя, но перед этим оценивает их критическим взглядом. Если бы он не был повернут ко мне лицом, я бы не заметила, как во время объятия его улыбка на долю секунды превращается в жуткую гримасу, после чего он снова возвращает на лицо прежнее выражение, как будто оно и не исчезало вовсе.
Я не могу перестать думать о том, каким бы выдался сегодняшний вечер, если бы мои планы на вечеринку не изменились. Мне бы пришлось спать с этим незнакомцем, который выглядит так, будто не доверяет ни одной живой душе. Я стала бы его призом на ночь. Его сосудом, в котором он нуждался, чтобы найти для себя любого рода освобождение.
Всякий раз, как Уорнер брал меня против моей воли, я чувствовала себя такой грязной, что пыталась спастись бегством. Я чувствовала себя опустошенной и раздавленной. В случае с Эджем было бы то же самое.
Неожиданно открывается задняя дверь. Я была настолько погружена в свои мысли, что не заметила, как Дозер пробил себе дорогу к задней части клуба. Когда я поднимаю голову вверх и вижу, как он заслоняет собой дверной проем, мое беспокойство возвращается в полную силу.