Вокруг нас снова раздается смех. Господи… я, правда, только что это сказала?
Дозер игриво улыбается. Он дергает мой стул на себя.
— Мягкий, да? По-моему, меня еще никогда так не называли. Поверь… через тринадцать дней я прослежу, чтобы ты познакомилась с наиболее твердыми частями моего тела.
— О Боже, я не… Прости.
Он ласково берет меня за подбородок.
— Не извиняйся, на самом деле, мне будет очень приятно, — его взгляд впивается в мои губы, рука ложится мне на бедро. Он наклоняется и шепчет мне на ухо, так, что только я могу его слышать. — К тому времени весь клуб выстроится в очередь, чтобы насладиться тобой. Но, можешь не сомневаться, я в очереди буду первым.
Я кусаю нижнюю губу и поднимаю на него взгляд. Он флиртует со мной, и сейчас самое время войти в образ девушки, которая хочет быть здесь. С ним. С кучей байкеров.
Его серые с голубоватым отливом глаза горят ярким пламенем, внимательно следя за моими губами.
— Да, ты станешь проблемой.
Я выгибаю бровь.
— А что, ты не поклонник проблем?
Его рука скользит по моей ноге, пока пальцы не исчезают за кромкой моих шорт.
— Как правило, нет, но, думаю, я мог бы пристраститься к такого рода проблемам.
Мы флиртуем в течение нескольких минут. Но, в конце концов, он стонет и убирает от меня свои руки.
— Черт, детка, ты меня так заведешь, что ничем хорошим это для меня не кончится, — он встает, смеется и подмигивает, между делом поправляя свои штаны. Затем он говорит: — Лучше покончить с этим прямо сейчас, — развернув меня на стуле, он поворачивает меня лицом к присутствующим в комнате людям. Он снова опускает свои большие руки мне на плечи и кричит, чтобы его могли услышать сквозь шум грохочущей в комнате музыки: — Предвестники Хаоса, внимание. Тыковка здесь как подарок для Эджа по случаю его возвращения домой, — раздаются одобрительные возгласы. — Не трогать ее до вечеринки, — это заявление сопровождают возгласы недовольства. — Любой из вас, придурки, кто хоть пальцем ее тронет, будет оштрафован на штуку баксов и вышвырнут из клуба.
— Ты трогаешь ее, — выкрикивает привлекательный блондин с очаровательной улыбкой. По-моему, его зовут Боди.
— Это потому, что я буду защищать ее от вас, больных ублюдков, на протяжении ближайших двенадцати дней.
Лили кладет свою руку на мою, и я чуть заметно вздрагиваю от испуга, пока не понимаю, что это она. Рядом с ней мне труднее скрыть свое беспокойство. Как будто она точно знает, что я чувствую.
— Пойдем. Давай я тебе здесь все покажу, потом ты сможешь принять душ и привести себя в порядок. А еще я найду тебе чистую одежду, — я вдруг чувствую себя выжатой как лимон, но одариваю ее слабой улыбкой.
— Подождите.
Мы оборачиваемся и смотрим на Дозера.
Он лезет в свой карман, достает ключ и вручает его Лили.
— Она останется в моей комнате. Там же она может принять душ.
Прежде, чем взять ключ, она пару секунд изучает мужчину.
— Ты уверен? — спрашивает она и получает краткий кивок в ответ.
Она подхватывает меня под руку и выводит из главной комнаты.
У меня складывается такое впечатление, что его жест подразумевает под собой нечто значимое. Но что именно, я понятия не имею.
Такое чувство, что прошло несколько дней с тех пор, как я покинула ночлежку. И хотя я сегодня уже принимала душ, я не могу упустить представившуюся возможность, особенно отказаться от душа с горячей водой, шампуня не общего пользования и чувства личного пространства, которого я была лишена на протяжении нескольких недель.
Когда я заканчиваю, я вытираю с зеркала пар и внимательно себя разглядываю.
Как я ни стараюсь забыть свою мать, я каждый раз вижу ее в своем отражении. Такое впечатление, что я вижу ее в зеркале до того, как вижу саму себя, и мне приходится снова и снова изучать черты своего лица, чтобы определить различия, которые делают меня… мной. Как, например, мои волосы, которые всегда были на несколько оттенков темнее ее волос, а тем более теперь, после моей неудачной попытки выкрасить мои рыжие волосы в каштановый цвет. Кроме того, мои глаза не совсем того же оттенка, у нее они голубые, а у меня с вкраплениями зеленого цвета. И, наконец, мои веснушки. У нее они тоже были, но только на переносице. Поэтому мне кажется, что мои веснушки были подарком от моего отца, если так можно назвать человека, поучаствовавшего лишь в моем зачатии.
Моя мать часто говорила мне, что каждая веснушка на моем теле была благословением, дарованным мне ангелами.