— Хочешь разжечь? — спросил я, наблюдая за его размеренными движениями, такими, словно ему всю жизнь приходилось заниматься тем, что разводить огонь в камине.
— Неплохо бы, — отозвался он. Отсыревшее слегка дерево не загоралось.
— Дай сигареты, — потребовал он.
Я подал ему пачку, он высыпал на пол сигареты и разорвал оболочку. Загоревшаяся бумага дала больше возможности зажечь тонкое полено, дело пошло. Огонь постепенно занимался и, видимо, благодаря отличной тяге никакого задымления не происходило. Мы сели друг напротив друга, с интересом следя за тем, как пламя становилось все более и боле ярким. Оно отбрасывало на голые стены вокруг причудливые тени. И тут я понял, что было странно в этой комнате, — в ней не было окон, ни одного.
— Какова вероятность, — спросил я, — что мы здесь задохнемся?
Крис пожал плечами.
— Черт его знает, — равнодушно ответил он, и у меня снова возникла мысль о его тихом помешательстве. — У нас такая игра была в детстве, мы залезали в цистерну, огромную, из-под нефти, в ней темно было, мы брали с собой факел и сидели там, а вылезти было нельзя, такое правило. Однажды кто-то факел уронил и нефть, она на стенках, видно, еще осталась вспыхнула. Я до сих пор не пойму, как мы успели выскочить, и не зажарились там.
— Хорошая игра, — мрачно отозвался я, глядя на его безмятежное умиротворенное лицо в легких отсветах пламени. Становилось все теплее и теплее, я сбросил плащ, Крис куртку.
— Ты раньше об этой комнате знал? — спросил я.
— По-моему нет, я сюда никогда не сворачивал, — ответил Харди. — Помнишь, мы тогда сразу наверх полезли, я тебя втащил и думал «Сейчас он поймет, все, что надо».
— А я понял, Крис, — подтвердил я, — все прекрасно понял.
— Ни черта ты не понял, — возразил он без всякой обиды, — ты же сам себя боялся или ты меня боялся?
— Я боюсь только Господа, — перефразировал я слова одного из героев фильма.
— А он есть? — спросил Крис с искренним любопытством ребенка.
— Думаю, да, если ты об этом спрашиваешь.
— Почему эта девчонка меня демоном называла, а? — в его голосе были недоумение и обида.
— Она просто была нездорова, возможно, у нее были галлюцинации, — пояснил я.
— Нет, не верю, — настаивал Крис, — что-то здесь не так.
— Ну, мы же все равно не можем это узнать, — урезонил я его.
— А вдруг можем?
— Как?
— Надо подумать.
— Ну, думай, — согласился я, и решил, что больше не скажу ни слова.
Он сидел, обняв руками колени, и казался в этот момент не самим собой, а всего лишь тенью. Сейчас он не имел ничего общего с тем безумным, завораживающим толпу Крисом Харди, которого я ревновал и перед которым преклонялся. Не знаю, чего больше.
— А если бы я и вправду был демоном, — спросил после долго молчания мой друг, — что тогда, Тэн, ты бы испугался, захотел бы избавиться от меня, да?
Он взял меня за руку и потянул на себя, откинувшись назад и растянувшись на полу, я навалился на него всем телом, мы смотрели друг другу в глаза, и я чувствовал, что он так же, как и я, с трудом подавляет нараставшее возбуждение.
— Ты и есть демон, — ответил я на его вопрос, — самый обычный, каких сотни ходит по земле, неприкаянный и самолюбивый.
— Правда? — он переспросил меня совершенно серьезно.
— Да, Крис, но вопреки всему этому я тебя люблю, и если моя жизнь нужна тебе, бери ее, не задумываясь.
— А ты возьмешь меня с собой, в Пылающую комнату?
— Если бы я знал, как войти в нее, то мы бы уже давно были там, но, кажется, нам вечно суждено искать эту дверь.
Я поцеловал его в губы. Он продолжал смотреть на меня серьезно и внимательно.
— Становись на колени, — прошептал он мне, с такой императивностью страсти, что я подчинился ему, не задумываясь. Я смотрел в самое сердце пламени, пока Крис бесшумно раздевался за моей спиной. Его руки легли мне на плечи. Я чувствовал невыносимый жар огня, жар его тела и жар собственного желания, и мне казалось, что сам я нахожусь в центре костра, призванного уничтожить меня всего без остатка.
— Ну, же — взмолился я, сжимая в руке собственный член, горячее дыхание Криса обдавало мне спину.
Он помедлил еще полсекунды, и затем я почувствовал, как он входит в меня.
— Дай мне, — потребовал он, освобождаясь от моей руки.
Я дал ему возможность делать все, что он хочет, перед глазами у меня все плыло и сливалось, я следил за ускорявшимися движениями его руки.
— Ты мой, мой, — услышал я его голос, полный сводящей с ума одержимости и подействовавший на меня как нажим на курок.