— Кому, что ли? — Правильно понял его взгляд Харди. — Все до цента Стэнфорду Марлоу. Дома, квартиру, деньги, — все.
С составленным завещанием Крис поехал на квартиру, на которой они встречались со Стэном, формально она еще принадлежала ему, пока не истек срок аренды. Там он сел за стол, положил перед собой блокнот, который оставил здесь Марлоу, в нем еще осталось несколько набросков, и нахмурился. Потом взял ручку и написал четким угловатым почерком.
«Всем, кого это касается.
Я, Крис Аллан Харди, сознаюсь в том, что убил Генри Шеффилда, поскольку он раскрыл мою связь со Стэнфордом Марлоу. Я убил его из мести. В моей смерти прошу никого не винить.
Даже здесь он не смог заставить себя подписаться полным именем, которое всегда напоминало ему об отчиме. Сейчас он улыбнулся этому воспоминанию. Он вырвал листок и взялся за следующий. Над ним он думал дольше.
«Тэн, не сердись, пожалуйста. Я тебя люблю. Крис.».
Он сложил второй листок и написал на нем «Стэнфорду Марлоу».
Потом встал и пошел в ванную. Пока ванна наполнялась горячей водой, Крис вернулся в комнату и взял из комода нож. Он сам не знал, почему оставил тут вещь, которой страшно дорожил, но теперь это было очень кстати.
Он разделся догола и лег в горячую воду. В отличии от Стэна, Крис совершенно не хотел умирать. Он хотел жить сильнее, чем когда бы то ни было, но им двигали две мысли, что без Стэна он все равно мертвец и что Марлоу должен жить и жить в безопасности, больше его ничего не волновало. В конце концов, не достанут же они его из могилы, чтобы допросить и понять, что он вовсе не убивал Генри Шеффилда. Он думал только о Стэне, о его бледном лице и серых глазах, пока лезвие распарывало кожу, и медленная кровь толчками выплескивалась в воду, надрез на другой руке дался сложней, но он довел-таки дело до конца и бессильно откинулся на бортик. Его черные волосы, повлажневшие от пара, залепили ему лицо, ему хотелось их убрать, но он не смог поднять руки. Он лежал и думал о Стэне, о том, как они ездили к морю, о Стэне, сидящем с ним рядом на скале, под палящим солнцем, о чистой, синей воде, в которой растворялись их тела. Кровь текла ужасно медленно, Крис не понимал почему, словно жизнь не хотела уходить из его тела. Но при этом сознание его мутилось, словно кто-то насильственно пытался затянуть его на ту сторону.
Он шел медленно по какой-то серой тропке, в тумане, уходя все дальше, и только одно заставляло его сердце болеть, мысль о том, что он больше никогда не увидит свою единственную любовь… «Любовь всей моей жизни», — вспомнил он старую песню «Квинов», которая так нравилась Джимми, а ему всегда казалась попсой, но теперь она словно звучала где-то неподалеку и замедляла его шаги. Но злая рука все тянула его за собой, туда, к черной реке, в мертвый туман… И вдруг пелена перед глазами разорвалась. Перед ним стоял тот человек из сна, Гордон Хауэр. На нем была черная хламида до пят, глаза горели, Крис увидел его отчетливо, как наяву.
— Прочь! — крикнул Хауэр, сделав быстрый запретительный жест рукой. — отойди от него!
Крис понял, что кричат не ему, он хотел обернуться, но не мог.
— Возвращайся. — сказал Хауэр и теперь Крис увидел, что черные с ледяным блеском глаза смотрят на него в упор. — Возвращайся немедленно, безмозглый мальчишка, чтобы я тебя здесь не видел!
Крис почувствовал, что его тянет назад, обратно, он закрыл глаза и перестал сопротивляться неизбежному.
Дневник Стэнфорда Марлоу
Какой же ты идиот, какой же ты придурок, Крис! Как ты мог подумать, что я останусь здесь, и буду жить без тебя? Я люблю тебя, несчастный предатель, и ты не умрешь, я тебе не дам умереть, я заставлю тебя жить или умру вместе с тобой. Как жаль, что ты спишь и не слышишь, что я шепчу тебе на ухо, ты скотина, безумный любимый мой Крис, моя жизнь, ты хотел отнять ее у меня вместе с собой, и наказан за это, как и я был наказан за свое малодушие. Ты думал откупиться от меня этим тупым завещанием, обеспечить мне спокойную безбедную жизнь, и напрасно, когда-нибудь я тебе это припомню.
Третий день в больнице. Крис пришел в себя, чувствует себя отвратительно, но все время улыбается. Нагло и самодовольно, можно подумать, что он совершил подвиг. Я сижу рядом с ним, хотя периодически то ребята, то Шейла пытаются меня оттащить от него и вынудить что-нибудь съесть. Есть я не хочу, как и он. Я дал себе слово, что начну есть, только, когда он это начнет делать. Когда я узнал от Холливуда, что он завещал мне все, написав какую-то издевательскую записку, начинавшуюся фразой «не сердись», я подумал, что большего оскорбления в свой адрес я еще не получал.