— Приветствую вас, — звучно сказал Конрад. — ваш путь почти окончен. Что вы принесли с собой с той стороны мира?
Стэн шагнул вперед и на раскрытой ладони подал ему крест Диего Эрерры. Хауэр шагнул ему навстречу и взял распятие.
— Начинается последнее испытание. — просто, почти буднично проговорил Мел Конрад, И жестом указал им на плиту посреди зала. Они разделись, Стэн при этом чувствовал почти облегчение, так стала тяготить его одежда. Крис, чертыхаясь, никак не мог справиться с промокшими джинсами, и Марлоу помог ему. Вдвоем они подошли к плите и сели на край. Хауэр, все время молчавший, подошел к ним. В руках у него была плоская серебряная чаша, покрытая тончайшей резьбой. Вглядевшись, Стэн увидел, что она изображает эротические сцены, выполненные с такими подробностями и представлявшие собой такой откровенный разнузданный разврат, что он даже вглядываться перестал. В чаше было темное питье со странным сладким запахом, запахом всех плодов, которые росли когда либо на деревьях благословенного Эдема. Сперва к чаше приложился Крис. Он выпил половину в два глотка и удивленно и весело посмотрел на Марлоу. Стэн принял чашу и прижался губами влажному следу от губ Криса. Питье было сладким, и при этом отдавало какой-то пряной горчинкой, Стэн никогда не пробовал ничего подобного, словно в него вливалась вся свежесть созревающих плодов и чистых горных ручьев, бегущих к изножью. Когда он допил до конца, то взглянул на Харди. Глаза у Криса горели, его рука легла Марлоу на бедро, и Стэн ощутил такое сильное возбуждение, что забыл о том, что они не одни, что все это происходит в подвалах Замка Ангелов, рядом с бассейном из которого рвется пламя, что, возможно, жить осталось всего несколько минут. Крис положил ему руку на затылок и притянул к себе, краем глаза, пока еще губы Харди не прильнули к его губам, он увидел, что Хауэр достал из складок своего одеяния нож, блеснувший кровавым отблеском, но ему и это было безразлично, потому что он не ощущал ничего, кроме жара тела своего любовника и собственного вставшего члена, который пульсировал от напряжения.
— Ты первый, — задыхаясь прошептал Крис, оторвавшись от его рта. Стэн молча уложил его на каменную плиту, вполоборота к себе, так же, как в их первую ночь. Крис взял его руку и принялся целовать ладонь Марлоу. И в тот момент, когда он вошел в застонавшего Харди, так глубоко, как никогда, его тело пронзило первое белое лезвие боли. И в ту же секунду Хауэр наклонился над Крисом и коснулся ножом его груди. Стэн закрыл глаза, чтобы не видеть, как брызги крови пятнают белую одежду Хауэра. Он не знал, что Конрад делает с его спиной, но он чувствовал быстрые холодные прикосновения ножа, рассекавшего кожу. В них было что-то сходное с ритмом его собственных быстрых и резких движений в теле Харди, от которых тот стонал, кусая пальцы Стэна. Все произошло одновременно: их обоюдный оргазм, от которого Стэн чуть не потерял сознание, таким яростным было наслаждение и последнее прикосновение ножа к его спине. Он отодвинулся от Криса, чувствуя, что возбуждение не прошло, напротив, оно стало глубже и сильней, в нем появился терпкий привкус боли. Харди обернулся к нему, по груди у него текла кровь, но Стэн разобрал в мешанине линий все тот же узор, изображавший Кецалькоатля.
Крис молча потянул его к себе и они снова улеглись, прижавшись друг к другу. Стэн спиной чувствовал горячие струйки крови, бегущие по его спине и по груди Харди, Крис вошел в него медленно, придерживая его за бедра, так, как ему всегда нравилось, чтобы Стэн не мог податься вперед, ускользнуть от него. И снова боль и наслаждение слились воедино, образуя некий кошмарный коктейль, от которого Стэну хотелось кричать, и он кричал, пока Крис резко двигался в нем, а нож Конрада рассекал его грудь. На этот раз ему показалось, что он действительно теряет сознание, он не заметил, как его перевернули, как смыли с тела кровь и стали втирать в раны синеватую жидкость с запахом трав, как тоже самое проделывали с бесчувственным телом Харди. Стэн грезил, он не ощущал ни боли, ни тяжести, ничего, только горячие пальцы Криса по-прежнему лежали в его ладони.
Он видел ту странную схему, которую когда-то рисовал по просьбе Генри, но теперь все ожило, линии двигались, и он понимал, что все связанно, все сплетается в узел, который нельзя разрубить, их жизни, жизни тех, кто их окружал. В сплетении перед ним возникали лица, сестра, Виола, Джимми, потом он увидел лицо Бобби, странно молодое и его глаза, горевшие сумрачным счастливым огнем…
Он видел себя и Криса на корабле и далекую землю впереди, на груди Криса, на черном бархате камзола блистал крест Диего Эрреры, еще без основы, он видел каждую линию…