— Я обычно рисовал до бесконечности одно и то же лицо, — так же тихо ответил я.
— А потом? — голос Харди стал глухим, как будто еще более низким.
— Потом ничего, обычно ничего не получалось, я так и бросал эскизы, — не без досады сознался я в том, что обычно эмоции идут вразрез с моими творческими возможностями.
— А у меня нет, — продолжал он почти переходя на громкий шепот, — я ничего не бросаю. Я упрям.
— Ну и зря, — возразил я, — что толку об стену головой биться?
— Я всегда бьюсь, я пробью любую стену, — в его голосе появились угрожающие ноты, меня это затягивало в воронку бессмысленного спора.
Я молчал, прислушиваясь к едва различимому шуму дождя за окном. Крис опустил гитару на пол и придвинулся ко мне совсем близко, но вместо того, чтобы отстраниться, как то обычно бывает, когда человек нарушает невидимую границу безопасности между тобой и миром, я даже не пошевелился. Я видел, как пульсирует кровь под кожей у него на шее. И я прекрасно понял в ту минуту, что он с неимоверным усилием удерживал себя ото всего, что могло последовать дальше, неизбежно, как сходящая с гор лавина, как молния, дающая разряд сразу же после столкновения полей напряжения.
— Мне пора, — произнес я довольно беззаботно и сделал попытку спрыгнуть со стола, но Крис удержал меня.
— Нет, — сказал он настолько повелительным тоном, что мне показалось — это уже слишком.
— Я должен идти, — ответил я резко и холодно, чтобы не сказать, зло, — Довольно.
Я отстранил его руку и встал со стола. Крис продолжал сидеть, словно оцепенев. И вдруг он усмехнулся и ответил:
— Что, понравилось нытье Джимми?
— Вполне — ответил я, — влажный шелк вечной любви, это эффектно придумано. А как она называется?
— Так и называется «Шелк», — ответил Харди и встал со стола, — Пошли.
Я совершил ошибку, наверное, самую скверную в своей жизни. И теперь не знаю, жалею ли о ней или готов повторить ее, если бы мне представилась возможность вернуть все назад. Но мне хотелось этого, я уверял себя, что это не так, а все было именно так, еще в Замке все было очевидно. Нет, гораздо раньше, когда дал мне кольцо, когда он смотрел на меня во время сеанса. Почему же мне до последнего момента казалось — все что угодно, только не это, этого допустить нельзя. Если я действительно погубил все дело, то пусть так и будет, не так уж велика плата за ту ночь с ним.
Я имел глупость назначить Харди встречу в центральном книжном магазине. Только просил его не подъезжать на лимузине и не одеваться в красное. Он оделся весьма пристойно, но явно не для похода по книжному магазину, мы поднялись на второй этаж, и я стал просматривать со свойственной мне занудной методичностью новые издания, среди них были и великолепные альбомы и стоившие немало переводы отцов церкви, Крис следил за мной в полном недоумении.
— Ты что так любишь читать?
— А ты нет? — я задал ему встречный вопрос, пытаясь понять, какую первичную реакцию он у него вызовет.
— Это же бесполезная трата времени, кто-то пишет, а ты читаешь, а жить когда? — дикарская резонность этого ответа меня сразила.
Я расхохотался и сказал ему:
— Если хочешь сядь внизу, в зале ожиданий.
— Нет, — возразил он не без раздражения, — я лучше куплю тебе их все, все, какие тебе нравятся, и поедем отсюда быстрее.
Такой поворот дела был для меня полной неожиданность.
— Но это невозможно, мне некуда их будет отвезти, я понимаю, что ты способен скупить весь этот магазин.
— Я тебе сниму квартиру. Сейчас позвоню Марте.
Он достал телефон и набрал номер. Видимо, трубку долго не брали.
— Найди мне квартиру, договорись, не очень далеко от центра, лучше поближе к студии, нет не на день, на несколько месяцев, все оплати вперед. Я хочу, чтобы все было готово к шести часам. Я знаю, расходы меня не волнуют.
— Ну вот, — произнес он с удовлетворением, — бери все, что хочешь.
Я выбрал три десятка книг, почитая за глупость лишить себя возможности их приобрести, я прекрасно знал, что Крису этот жест благородства ничего не стоил, он наверняка имел обыкновение проделывать что-нибудь подобное по отношению к любому понравившемуся ему знакомому. Бобби погрузил все мои приобретения в машину, и мы поехали по адресу, сообщенному Мартой.
— Почему ты ни с кем не хочешь знакомиться? — с необоснованной претензией обратился ко мне Харди. — Я ради этой встречи отложил репетицию, а ты не можешь пойти со мной на вечеринку.
Мне было нечего ему возразить. Идея пойти с ним на вечеринку отдавала низкопробным дебошем. Мне он был отвратителен.