— Сделай милость, прими мои правила игры, — отозвался он без всякого раздражения в голосе. И тут я задумался над тем, что сказала Хэлен о его возрасте.
На самом деле Генри не только не стар, он выглядит моложе, чем есть на самом деле. Ему не более тридцати восьми, хотя точный его возраст мне неизвестен. У него вид солидного господина с приличным доходом, а если учесть еще, что он всегда прекрасно одет и подъезжает на хорошей машине к дому своих заказчиков, то я попросту не пойму, к чему было так подло врать мне в глаза. Я невольно улыбнулся своим собственным размышлениям.
— Ты хочешь поехать со мной на два дня в горы? — услышал я вопрос Генри, — нас приглашают к мадам Лорен в субботу.
— Нет, — тут же ответил я, — ни за что, я не поеду слушать бред, который она привыкла нести безостановочно, и смотреть, как ты льстишь ей.
Генри встал с кресла и подошел к камину. Он встал ко мне спиной, такова была его обычная манера, когда между нами разгоралась очередная ссора.
— Хэлен сегодня сказала мне о твоих замечаниях в мой адрес, — произнес он, не поворачиваясь, — ты действительно считаешь, что я способен приставить к тебе прислугу, чтобы она следила за тобой? Еще раз повторяю, этого не было и не будет.
— Тогда почему ты не хочешь дать мне документы, которые ты сделал в Швейцарии? — спросил я, искренне надеясь услышать его ответ на мой вечный вопрос.
— Тебе совершенно не нужны документы, а если учесть твое прошлое, то для тебя просто опасно иметь документы на руках, — сказал он и возвратился в кресло, уже видимо овладев собою.
— А если я когда-нибудь не вернусь, как это было однажды, до нашей встречи, — спросил я пристально глядя ему в глаза.
— Ты не сделаешь этого, — ответил он с уверенностью оскорблявшей меня всегда больше всего, — тебе некуда идти от меня, своего учителя, своего избавителя, своего родственника, наконец, — он с удовлетворением поставил бокал на стол.
Наверное, он был прав, мне некуда было идти.
Генри уехал. Напоследок он сказал мне, чтобы я ни о чем не беспокоился, потому что у Хелен есть ключи от всех комнат, кроме его маленькой комнаты, где он принимает «избранных» клиентов. В этой комнате я был дважды. Не могу сказать, что она показалась мне приятным местом. Там вообще не было окон. В связи с этой ее особенностью я вдруг вспомнил тюремные коридоры. Стены комнаты были обиты голубым шелком. Такой она была, когда он купил дом, и ничего переделывать он не захотел. Свет, обычный электрический свет, он никогда там не включает, горят только свечи, обычно в большом количестве, отчего находится там долго практически невозможно — становится трудно дышать. Посередине стоит круглый стол, его Генри купил уже после переезда на аукционе вместе с тремя стульями. Я знаю, что иногда Генри остается там ночью, я неоднократно слышал, как он выходил из комнаты и спускался по лестнице к себе. Однажды я спросил его, почему он не пригласит мастера и не закажет роспись на шелке, с изображением соответствующих атрибутов мистических и астрологических, это бы производило более сильное впечатление на клиентов, но он категорически отказался.
Когда-нибудь он обнаружит мой дневник. Я не боюсь этого, но я знаю, что после этого он меня всерьез возненавидит. Мне запрещается приводить кого-либо в дом, но у меня нет друзей, да и откуда им взяться, если я ни с кем не встречаюсь. Когда мы жили на Р*** в центре города, я познакомился с продавцом одного из книжных магазинов. Молодым человеком, весьма воспитанным и неглупым, он давал мне книги на время, поскольку покупать их я не мог из-за отсутствия денег, а пользоваться библиотекой без документов невозможно. Вместо благодарности, когда он узнал, что я неплохо рисую, он попросил меня написать портрет его девушки. Кажется, ее звали Ада. Я согласился и попросил его купить все необходимое мне для работы и отвезти туда, где ей будет удобно мне позировать. Он так и сделал, и мы на следующей неделе поехали к нему домой. Ада была очень хороша, не той современной бессмысленной красотой, а какой-то древней, ветхозаветной, хотя сама она, кажется, страшно стеснялась нас обоих. На третий раз они устроили в честь меня маленький обед, мы засиделись допоздна и я не вернулся к Генри. Я приехал только вечером на следующий день. Это не нравилось Генри, он вообще был против того, чтобы я куда-либо уходил и с кем-либо встречался, объясняя это тем, что я подвергаю себя опасности расхаживая по городу без документов. Но документы мне не отдал. Вот тогда-то я подумал, что, возможно, он и вовсе их не стал делать. Но мы слишком много переезжали с места на место, чтобы можно было обойтись без них.