Я провел рукой по лицу. Пауза была настолько глубокой, что я слышал с болезненной отчетливостью каждый наш вздох.
— Скажи, это не правда, — закричала она, схватив меня за плечи, — они все лгут?
— Нет, — глухо произнес я.
Ее глаза неподвижно устремленные на меня показались мне глазами моего собственного прошлого, от которого я отрекался сейчас, предавал его, приносил в жертву. Я смотрел в них как в бездну, в которую мне предстояло опускаться все ниже и ниже, пока наконец мое тело не соприкоснется с землей и не разлетится на части от этого удара.
— Как? — прошептала она.
— Это все правда, — сказал я с усилием произнеся эти три слова. Я встал, и, снова взяв сигарету, закурил.
— Но это невозможно, Тэн, — она протянула ко мне руки.
— Но это так.
— Ты не можешь так говорить, — с отчаянным сопротивлением ребенка продолжала настаивать Сью, — это неправда, скажи, что это неправда, ты просто хочешь напугать меня, да?
Я больше не мог выносить ее мольбы.
Я подбежал к ней, и упав на колени у ее ног, начал говорить громко, почти иступлено, почти крича, отчетливо выталкивая каждое слово:
— Все правда, Сью, все, что пишут, что говорят, что ты знаешь, что знает мать, все это правда, я люблю Криса Харди, я — его любовник, я писал для него песни, я то, что я есть.
Ее лицо окаменевшее, неподвижное с остановившимся взором, было для меня худшим наказанием, чем все самые грязные и самые чудовищные измышления, которые мне только доводилось читать о себе в последнее время.
Я взял ее за руку.
— Это тяжело, это страшно, милая моя сестренка, я знаю, как это тебя ранит, но ты должна была это узнать, пусть лучше все будет так, чем я бы ушел из этого мира больше никогда ничего не услышав о тебе, не увидевшись с тобой.
Сью плакала. Меня охватил безумный страх, не потеряет ли она рассудок от того, что переживает в эту минуту, сможет ли ее душа перенести все это.
— Я люблю тебя, Сью, люблю, — я уткнулся лицом в ее колени.
Ее пальцы рассеянно перебирали мои волосы. И каждое ее прикосновение причиняло мне невыносимую боль.
— Ты любишь его? — переспросила она, словно проверяя, не ослышалась ли она.
— Да, — я поднял голову и взглянул на нее. — Я люблю его.
— Но что же будет? Что же будет с нами, Тэн?
— Не знаю, — я ответил то, что думал в действительности.
— Но ведь это отвратительно…
— Я так не думаю, отвратительно вовсе не это, а то, что с нами делают.
— Но этот человек, он же… он ужасен, Тэн, — она говорила так искренне, что я не представлял, что можно сделать, чтобы заставить ее изменить свое мнение.
— Он не более ужасен, чем все остальные, он любит меня, и я его люблю, я счастлив с ним, только с ним.
— Но мама, она так страдает, она не может поверить, что ты такой…
— Какой, Сью? Какой я, любящий и любимый, что я сделал, что вы все так ужасаетесь этому, неужели я так низок для вас, что вы не хотите даже поверить в то, что я есть на самом деле?
— Но он, этот человек, он извращенный, жестокий, циничный, Тэн, он губит тебя…
— Ты не знаешь его, — возразил я, удивляясь насколько спокойно я реагирую на ее слова, — ты даже имя его произнести боишься. Этот человек — Крис Харди, Крис Аллан Харди, певец, артист, музыкант, он известен, он богат, он красив.
— Ты сделал это ради его денег, Тэн, — с еще большим ужасом спросила меня сестра. — он платит тебе за это?
— Нет, — воскликнул я, вскакивая на ноги, — тысячу раз — нет, это ложь, это грязь, которую почерпывают из газет, клянусь тебе, я не продаюсь ему, я люблю его, Сью.
— И ты не раскаиваешься во всем, что ты сделал с нами, ты не стыдишься всего этого? — она согнулась словно под тяжестью невыносимого для нее бремени.
Мне было безмерно жаль ее.
— Послушай, — начал я уже более спокойно, — я знаю, что я совершил страшную ошибку, но ход этих событий необратим, я не могу вернуться назад, не могу поехать с тобой к матери, это невозможно, Сью, я потерял эту возможность.
— Ты будешь это делать, ты хочешь продолжать? — она спрашивала меня почти беззвучно, я читал по ее губам.
— У меня нет выбора, пойми, я не могу и не хочу отступать.
— Что же будет? — снова спросила она.
— Не знаю, — повторил я, — но я умоляю тебя, это моя последняя просьба, воспрепятствуй тому, чтобы отец подал иск, это не должно случиться ни в коем случае, сделай все, чтобы предотвратить это.
— Но он это сделает Тэн, ты же знаешь, он не будет меня слушать.
Я достаточно хорошо знал своего отца, чтобы представить себе, что она говорит правду. Но допустить суда я не мог, даже ценою последней капли собственной чести.