Конечно, это уже был 1943-й. И опытных пилотов было больше в могилах от Бреста до Сталинграда, чем в кабинах «штук». Но немцы смогли обойти и это, устанавливая под брюхо пикировщикам с «зелеными» пилотами деревянные контейнеры, с почти сотней двухкилограммовых бомб, которые «засевали» большую площадь. Эти сравнительно маленькие бомбы буквально вскапывали землю на большой площади. И мешали её с кровью и костями, если солдаты не успели укрыться.
Под пронзительный вой пикирующих бомбардировщиков, и не слышные крики «воздух», бойцы взвода побежали в блиндажи. Только артиллеристы нырнули в свои узкие окопы — они знали, что у них будет очень мало времени между бомбардировкой и атакой. И если пушку перевернет, или засыплет землей, то расчет мог не успеть вовремя открыть огонь. На счету была каждая лишняя минута и гвардии сержант Комаров и заряжающий гвардии рядовой Петренко, рискнув жизнью, остались в своих неглубоких окопах.
Бомбардировка была сокрушительна. Десятки самолетов закружились в мрачном хороводе, засевая землю страхом, смертью и огнем.
Сама земля взметнулась вверх. Потянулась длинными фонтанами взрывов к небу, словно руками, в мольбе закрываясь от бьющих в неё бомб, дрожа крупной дрожью от смертельного ужаса. Бомбардировка смела все дома и строения, что стояли на насыпи, не осталось ни одной стены выше колена. Пощадила стихия только будку смотрителя — она горела, лишилась крыши, окон и перекрытий. Её толстые, кирпичные стены осколками обтрепало и искромсало. Как мог бы искромсать злой горный поток, несущий камни, неожиданно попавшийся ему на дороге глыбу льда.
Немецких штурмовиков было так много, что они засыпали бомбами все вокруг. Подозрительные, припорошенные снегом скирды сена, переезд и ложные позиции. Досталось и деревне, в которой разметало несколько хат. Тяжелые бомбы так сильно ударили, колыхнули землю, что вокруг позиции взвода сдетонировали с такой тщательностью и выдумкой расставленные мины.
Отбомбившись, похожие на стаю жутких птиц, «штуки» разом потеряв интерес к истерзанной земле, потянулись на запад, собираясь в строй. И одновременно с этим, пехота и техника 6-й танковой, до этого терпеливо ожидавшая в отдалении, ринулась на позицию усиленного взвода.
На позицию, которая должна быть мертва. Но это был 1943-й год. И немцы больше не ждали простых решений. Русские наверняка не дадут себя убить так просто.
Танки и самоходки вырвались вперед, оторвались от бегущей пехоты — следовало занять удобную позицию и перестрелять ошеломленных, потерянных после чудовищного удара с воздуха, но выживших, русских. Пришить их к земле пулеметными очередями, смешать с землей их пушки своими меткими орудийными выстрелами. Вдавить русских в степную землю гусеницами танков.
Впереди, перед фронтом атакующей 6-й танковой, на разметанной, развороченной позиции усиленного взвода 8-й роты 78-го гвардейского полка, дымящаяся, обожженная земля в нескольких местах разверзлась и из неё начали выбираться красноармейцы. Протолкнувшись через полузаваленные выходы блиндажей, они на секунду застывали, оглядывая изменившийся мир и заново ориентируясь в нем. И уже через секунду гвардейцы стремительными, но осторожными тенями, не поднимая головы, заскользили вдоль обрушенных, полузасыпанных ходов сообщения к назначенным им позициям. И, едва добравшись до них, так же не поднимая головы, заработали саперными лопатками, углубляя засыпанные взрывами окопы.
Вжимаясь, вгрызаясь, закапываясь в эту промороженную, едко пахнущую немецкой взрывчаткой, землю. Родную землю.
С момента первого огневого контакта с противником прошло меньше получаса.
В лоб вскрытой позиции усиленного взвода пошла только часть бронированных машин. Другая часть техники обозначила атаку на село. Третья группа танков и самоходок попыталась по широкой дуге обойти позиции взвода. У командующего немецкой боевой группой было достаточно сил для маневра.
Со стороны Беспаловки позиции взвода прикрывала саперная рота отдельного 28-го саперного батальона. Целая рота. В бой её повел командир дивизионных саперов майор Дорохов. Вместе с ним и водителем грузовика, саперная рота насчитывала четыре человека. Но у них был грузовик. У них были мины. И они были живы. Прямо через огненный ад саперы прорывались к самому переднему краю, минировали дорогу и скрывались в дыму. Наращивали минирование там, куда направляли свои траки немецкие танки. Играли в страшные догонялки с немецкими снарядами и бомбами.
Но прямую атаку десятка танков и бронемашин удержать они не смогли.
Усиленный взвод молчал. Медленно продвигающиеся вперед немецкие танки изредка постреливали, надеясь найти затаившийся пулемет. Пехотинцы вермахта стрелять не спешили, сосредоточившись на дороге. Идти по подтаявшему снегу, изрытому взрывными волнами и осколками, было тяжело.
Уже с километра танки могут поражать позиции пехоты, выворачивая пулемётные гнезда и разбивая артиллерийские щиты. С пятисот метров опытный солдат из винтовки уверенно поразит ростовую мишень. Но, даже когда немцы приблизились на триста метров, позиции русских все еще оставались мертвы. Не встретили наступающих пулеметным и винтовочным огнем.
На трехстах метрах, по предвоенным предположениям, должен был уже вестись полноценный огневой бой. Немцы прошли и эту отметку. Командир усиленного взвода, гвардии лейтенант Петр Николаевич Широнин, ждал. Молчали окопы. Молчало село. Только злой холодный ветер шипел взрыхленным снегом в ответ на рычание немецких моторов.
Если враг подошел на сто пятьдесят метров — время нащупывать гранаты. Если враг подойдет на пятьдесят метров — пора метать гранаты и переходить в контратаку. Иначе окоп перестает быть преимуществом, а становится ловушкой — атакующий, стоя, занимает выгодную позицию и легко сможет контролировать позиции обороняющегося. Если остаться в окопах, бойцов просто перестреляют. Но если начать стрелять слишком рано — оборону вскроют артиллерийским огнем на прямой наводке из бронетехники до того, как обороняющиеся смогут нанести урон врагу. Приближающийся враг — испытание нервов обороняющихся. Холодный расчет против желания жить.
Только когда уже легко можно было различить номера на технике врага, в небо взвилась сигнальная ракета.
По полю разлился звук. Звук, который мог бы произвести немецкий церковный музыкальный инструмент из медных труб, «орган». Если бы его медные трубы были высотой с половину неба, а играл на нем сам дьявол.
Фигурки немецких пехотинцев бросились на землю в тщетной надежде успеть укрыться, а потом ракеты «Катюш» ударили по атакующим порядкам 6-й танковой.
И только тогда Петр Николаевич приказал открыть огонь.
И, без малого тридцать человек, начали стрелять.
Стреляли из своих ружей бронебойщики. После каждого третьего выстрела хватали свои ружья, прозванные за длину ствола «удочками» и ползли менять позицию.
Хладнокровно вбивал во врагов пулю за пулей Андрей Аркадьевич Скворцов, наверняка успевая подначивать «рыбаков», что мол у него хоть рыбка и помельче, зато уже десяток, а они и одну еще не поймали.
Из своих окопов так и не вышли артиллеристы. Гвардии сержант Комаров и заряжающий гвардии рядовой Петренко погибли во время воздушного налета.
Старшина Нечипуренко, который раньше служил артиллеристом, и гвардии рядовой Тюрин, который был минометчиком, выдвинули из укрытия чудом сохранившуюся «сорокопятку» и начали стрелять по вражеским танкам.
Со злыми взвизгиванием пули танковых пулеметов чертили рваные линии зачеркивая позиции взвода. Взрывы от пушечных выстрелов немецких самоходок и танков следовали за бронебойщиками, крошили запасной артиллерийский окоп с сорокопяткой, нащупывали пулеметные гнезда.