Сейчас легко взвешивать преимущества и недостатки противоборствующих сил, смотря на эти вещи со стороны. Но тогда, в 1943-м, полуоглохшие, измученные, усталые люди, должны были встать из окопов и двигаться на стену стволов. Почти буквально, им предстояло идти против свинцового ветра. И не отвлекаясь, быстро и метко стрелять. Каждый может вспомнить момент волнения. Свидание, экзамен по вождению — да что угодно. Страх сжирает резервы мозга, заставляя нас часто дышать, гонит кислород в мышцы, сужает зрение, накачивает организм сложным коктейлем веществ которые позволят нам некоторое время не замечать боли, быть быстрее и сильнее.
Но это совсем не помогает в сложных действиях. Наоборот, этот гормональный коктейль подавляет высшие когнитивные функции.
Мы забываем название собственного диплома или даже свое имя на экзамене. Не можем попасть ключом в замочную скважину. Да иногда от волнения люди не могут закурить или налить стакан воды — простые вещи, которые они делали тысячи раз.
А ведь все это не те действия, от которых зависит жизнь. Твоя и твоих товарищей.
Точный бросок гранаты, правильный выбор цели и уверенное поражение её. Идти в строю, контролируя «свой» сектор обстрела. Просто точная стрельба и быстрая перезарядка оружия. Все это требует концентрации, внимательности, анализа и прочих высших когнитивных функций. Тут нужно такое хладнокровие, которое и не снилось супергерою из современного кинокомикса.
Однажды наши, не столь уж далекие предки, смогли преодолеть себя, стать чуть больше чем просто человеком и совершить почти невозможное. Я думаю что нам, их потомкам, важно знать и понимать, что мы тоже это можем. Может и не сразу, может быть с большим трудом и большой ценой — но где то там, внутри, в нас живет этот крохотный, почти рудиментарный наследственный признак. Мы можем превзойти сами себя, если очень сильно постараемся.
Панцергренадеры танковых дивизий вермахта в 1943-м году все еще оставались лучшей пехотой в мире. Они попытались сплотиться, подавить русских ответным пулеметным огнем, реализовать численное превосходство или привычно забросать гранатами — сделать то, что они отрабатывали десятки, если не сотни раз. То, что много раз делали и в бою. Но падали пулеметчики, заливая кровью свои MG-42, опрокидывались на спину прошитые русскими пулями унтер-офицеры и те рядовые, кто пытался отстреливаться. Немедленно получали пулю в грудь те немцы, кто пытался метнуть гранату.
И суровые панцергренадеры 6-й танковой дивизии вермахта не выдержали. Не выдержали чудовищного, истребительного огня в упор от хладнокровного врага. Этих грязных людей с чистыми взглядами. Нестерпимо было то, как эти страшные люди жестоко и стремительно расстреливали солдат вермахта, давя гранатами и пулями любую попытку сопротивления. Ментальная дисциплина лучшей армии Европы лопнула и разлетелась осколками. Немцы не выдержали жуткой неизбежности смерти. Железные панцергренадеры неостановимой танковой дивизии вермахта дрогнули. И побежали.
И падали десятками, расстреливаемые в спину советскими гвардейцами.
Но немцам было куда отступить. Всего в полусотне шагов позади стояли танки. Надо только добежать и укрыться за спасительной броней, передохнуть, и выставив вперед стволы пулеметов и карабинов, залить русскую степь злым свинцовым дождем, вспахать пушечными снарядами и придавить гусеницами неожиданно эффективных русских стрелков.
И тогда, прямо с затянутого гарью грязного неба, обрушились на немцев русские снаряды.
Комдив сдержал обещание. Он нашел дивизионные гаубицы и отдал им приказ. Артиллеристы выслали наблюдателя. Наблюдатель забрался на колокольню церкви, ежесекундно рискуя попасть на прицел немецкому снайперу, или быть сброшенным вниз близким взрывом танкового снаряда. Немцы ведь тоже понимали, что колокольня — удобное для артиллерийского наблюдателя место, и периодически вели по ней «беспокоящий» огонь. Но рискуя жизнью, артиллерийский наблюдатель выбрал именно её, потому что только так можно было увидеть все вокруг, и не пропустить важное. В дыму и грохоте боя внутри села, сумел заметить в отдалении скопление немецкой техники и пехоты, прямо перед позициями усиленного взвода. И смог передать точные координаты столпившихся немцев. Перед позициями взвода Широнина взметнулись вверх подсвеченные оранжевым пламенем взрывы. Немецкую технику смешало с землей, с бегущей пехотой.
В панике, стремясь выбраться из под обстрела, немецкие танки и самоходки заметались, давя своих залегших пехотинцев, путая направление. Одна самоходка выскочила на позиции усиленного взвода и оказавшись без прикрытия пехоты, тут же из смертоносного хищника превратилась в добычу. Получив бутылку с зажигательной смесью на лобовую броню, самоходка не потеряла ход, и попыталась уползти обратно задним ходом. И тут взрыв противотанковой гранаты под брюхом сорвал ей каток и выломал часть траков. Разматывая гусеницу, самоходка доползла до склона лощины, наполовину сползла в него, и застыла.
Добивать её закладывая взрывчатку или поджигать бутылками с горючей смесью, было некому. Все были заняты.
В этой атаке на взвод Широнина немцы понесли, возможно, самые большие потери в живой силе в тот день. Но и гвардейцам этот бой дался тяжело. Они ведь не герои боевика, у них не было в запасе ста дублей. Они тоже понесли потери. Тяжелые потери. Многие были убиты, почти все ранены. Самого Широнина задело осколками от близкого взрыва гранаты — сильно посекло лицо, выбило зубы. Но он, как и все, кто был в сознании, отказался от эвакуации в тыл.
После нескольких минут передышки, в небе показались «штуки».
Полтора десятка израненных, наскоро перевязанных людей, прятались в блиндажах от очередного налета авиации. Лихорадочно набивая диски и магазины патронами, наскоро очищая и проверяя оружие.
Тем временем Йохен отвел свои обескровленные роты и бросил в атаку новые. И на позиции усиленного взвода Широнина тоже пошла свежая рота. Атака началась сразу же после бомбежки.
К этому времени усиленный взвод 8-й роты 78-го гвардейского полка 25-й гвардейской дивизии уже удерживал свои позиции примерно два часа. Они потеряли почти половину людей убитыми и тяжелоранеными. Почти все, кто остался на позиции, был ранен. Но уходить с удерживаемого рубежа никто не стал. Гвардейцы считали, что возможности к сопротивлению, еще не исчерпаны.
Глава 9
В жестокой схватке
В новой атаке немцы осторожничали. Наконец немецкая пехота и вовсе залегла. Немецкие танки, в надежде увлечь пехотинцев, не удержались, лихо рванулись вперед, в попытке засыпать окопы, шугнуть из них русских, подавить их гусеницами.
Немецкие пехотинцы за танками не пошли. Но отчаянно прикрывали свою технику огнем.
Вспыхнул один танк, подорвалась на гранатах самоходка. Танки отошли, отошли и панцергренадеры, медленно, перебежками, огрызаясь пулеметным огнем.
И этот бой дался дорогой ценой — за каждый танк гвардейцы платили не одной жизнью. Передышка до следующей атаки длилась больше обычного. Смогли вынести тяжелых раненых. А некоторые из широнинцев, которых ранили раньше, после «отдыха» в полковом госпитале, все перебинтованные свежими белыми бинтами, но способные идти и стрелять, вернулись в строй. Остался на позиции и дважды раненый Петр Николаевич Широнин.
И все же, их оставалось в строю меньше полутора десятков.
Позиции взвода гвардейцев снова засыпало немецкими артиллерийскими снарядами. Прикрываясь артиллерийским налетом и броней нескольких оставшихся танков, немцы подобрались вплотную.
— Полундра! — разнеслось среди грохота боя. Штурмовая группа немцев смогла просочиться с фланга, таясь по глубокими воронкам от бомб. Немцы проползли прямо к окопам взвода, и попытались забросать советских гвардейцев гранатами. На встречу им встали три бойца во главе с бывшим морским пехотинцем, поэтому и крик был такой. Но в закипевшей жаркой перестрелке Широнин не смог прикрыть своих огнем, оказать помощь. Трое человек отбросили штурмовую группу, заплатив за этот успех своими жизнями. Враг был так близко, что трудно было метнуть гранату, не оказавшись под перекрестным огнем.