Возможно, потеря таких людей это самая страшная рана, нанесенная нам немцами, как народу. Кто знает, чего бы мог добиться в жизни и сделать для страны даже один Павел Николаевич, останься он жив.
И тут мы подходим к очередной спорной моей мысли. Которая кажется мне очевидной, если хоть немного о ней подумать. Но в наше время, даже очевидные вещи, стоит проговаривать вслух и по нескольку раз.
Массовый героизм советского солдата в годы Второй Мировой Войны — его осознанный выбор.
Посмотрите на знаменитый приказ №227, «Ни шагу назад». Этот приказ ведь по сути по большей части состоит из пояснительной записки, обосновывающей это решение. «У нас нет уже теперь над немцами преобладания ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину».
Интересна, с точки зрения жестокости приказов, критическая ситуация на Кавказе, когда немцы рвались в нефтеносные районы, дававшие 70% не только топлива, но вообще всех нефтепродуктов для СССР. Захват Баку практически гарантированно обрекал СССР на стратегический проигрыш в войне — никакие поставки лендлиза не смогли бы это компенсировать. Тем не менее, директивы Ставки к командованию войск на этом направления пестрят оборотами «Ставка усматривает», «Ставка разъясняет».
Во всем этом нет и следа немецкого «орднунга» в стиле «Держаться до последнего солдата», как в приказе войскам СС в Харькове.
Приказ Ватутина 25-й гвардейской дивизии и вовсе смахивает на рекомендацию — «Держаться сколько хватит сил».
Это не на секунду не отменяет того, что в СССР был, без сомнения, жестокий режим. Я знаю, что человеческое мышление стремится упростить сложные понятия и встроить их в свою картину мира, и поэтому зачастую любые утверждения того, что в эту картину мира не вписывается, вызывает отторжение и воспринимается как заведомая ложь и оскорбление. Но в тоже время, человеческое мышление парадоксально, и человек часто может одновременно включать в свою картину даже взаимоисключающие понятия.
Некоего условного, сферического и эталонного СССР, не существует. Страна в 1930-х совсем не похожа на СССР 1950-х, который в свою очередь совсем не похож на себя же, в 1970-х. А про 1990-е и говорить не буду. Двадцать лет для политики и общества это очень много. За это время многое меняется, зачастую незаметно для тех, кто в это время живет.
Люди старшего возраста, встретившие немцев в 1941-м, имели за спиной опыт чудовищной бойни первой мировой и тяжелейшей и ужасной гражданской войны. Это было крайне жестокое общество с резко повышенной толерантностью к насилию. Расстрелять проблемного человека для таких людей было очевидным решением проблемы. Для нас подобное поведение обычно просто слишком ужасно. И это, к счастью, свидетельствует о большом эволюционном пути нашего общества. Надеюсь дальше будет только лучше.
Пожалуй, один из самых показательных и хорошо описанных расстрелов, его причин и предпосылок, это расстрел струсивших бойцов будущей Панфиловской дивизии, в мемуарах Бауыржана Момышулы. Это лучше почитать самому, но я дам пока короткую выжимку:
Во-первых, несмотря на постоянную муштру, личный состав советских войск на наш, современный взгляд, выглядит дикой вольницей. Это старательно обходится в повествовании, но явно читается между строк. Никакого инстинкта государственности, как у нас сейчас, и в помине нет. Во-вторых, Бауыржан, как многие другие командиры Красной Армии, но которые постарше, и помнят еще Российскую Империю, видят в немцах неких «роялистов». Бауыржан предполагает, что немцы хотят восстановить власть помещиков. И все их зверства вполне вписываются в это предположение. И поэтому Бауыржан готов умереть в бою, но не допустить восстановления «старого порядка». По поводу самого расстрела — Момышулы явно винит себя в произошедшем. Но находит решения очень в духе своего времени — не достаточно продавил свою волю, не одернул в ответ на дерзкое высказывание. Похоже на поведение людей выросших в токсичных семьях, или неблагополучных районах. Люди пытаются выстроить иерархию, основанную на ударе кулаком в нос, в трудной обстановке, где требуется сложная работа по созданию сплоченной команды для опасной и требовательной к компетенциям совместной работы. Такой принцип руководства дает сбои даже в относительно спокойных делах, вроде строительства и ремонта — вечно орущий на подчиненных бригадир, скорее подходит для персонажа анекдота, и подспудно такой руководитель воспринимается не как профессионал. И совсем плохо, если до такого опускается офицер. Но по-другому, тогда, видимо в массе своей, не умели. Это очень в духе человека того времени и происхождения. Таков распространенный психологический портрет начальника, или чиновника, и в наше время.
Дожать, прожать, подмять. Отличие в том, что в то время это казалось нормальным, естественным и правильным. Можно пересмотреть «Горячий снег». Снятый людьми которые прошли войну, этот фильм содержит довольно много сцен трудностей чисто бытового характера и очень много сцен, где люди постоянно меряются авторитетом. «Почему не построились?» — первое что говорит лейтенанту генерал. Генерал однозначно хороший персонаж и принимает объяснение «люди устали». Но вот Момышулы, исходя из личного опыта, уже бы «слабину» не дал, и заставил людей подчиняться даже в малом. Почти весь фильм «Горячий снег», комбат постоянно орет на лейтенанта с которым вместе учился, пытаясь утвердить свой авторитет, потому что ему постоянно кажется, что лейтенант проявляет недостаточно уважения. И так далее, и тому подобное.
Эти вопросы подчинения и авторитета, по мнению фронтовиков, являлись серьезной, важной частью войны. И были большой проблемой. Не было никакого запуганного бессловесного быдла, мрачно бредущего навстречу смерти. Советские люди, в массе своей, были лихие, дерзкие и постоянно испытывающие на прочность границы дозволенного. И даже, легко и походя совершающие вещи, которые нам кажутся диковатыми. Драка с вышестоящим офицером, например. Я могу привести несколько примеров, когда довольно высокие чины были попросту застрелены во время ссоры со своими подчиненными. Но это отдельная и очень глубокая тема, для раскрытия которой надо потратить много времени и сил. И она не так интересна, как конкретные боевые эпизоды, поэтому часто выпадает из нашей картины мира.
Именно поэтому я постоянно подчеркиваю в конце главы, что каждый раз, советские солдаты сознательно бросали вызов смерти, подвергая себя страшной опасности. И делали то, что сделать вроде бы невозможно. А после тяжелейшего боя, снова и снова, даже перед лицом неминуемого поражения, все равно принимали новый, неравный бой.
И это был их собственный, пусть и нежеланный, но выстраданный, выбор.
Советское командование объективно относилось к своим гражданам с куда большим уважением, чем сейчас, если сделать поправку на историческую эпоху. Но и об этом говорить надо куда серьезней, и не мне.
Перенесясь в хмурое и промозглое утро 3 марта 1943 года, к деревне Тарановка, мы обнаружим, как буквально пара сотен бойцов готовятся к бою с силами танковой дивизии. Эти люди знают от разведчиков, что против них больше полусотни только танков, многие сотни и тысячи человек немецкой пехоты и неизвестное количество артиллерии. Очевидно, что они не просто в сложном, а в безысходном положении.
И они принимают решение — как одно целое, как боевое соединение, и каждый сам для себя — что будут держаться.
Несгибаемая воля к победе. Несокрушимые бойцы.
В этот момент некоторым, таким как я, вспомнятся советские памятники, где из гранита проступают скупо обозначенные скульптором хмурые лица. Тем кто помоложе — возможно представятся солдаты в советской униформе, и все с лицами Джейсона Стейтема. Это зависит от того, как сформировался у нас внутри образ «несокрушимого бойца».
Но на самом деле, это были обычные люди. Люди из сильно другого общества, но очень похожие на нас.