Теперь сравним это с ситуацией в 3-й танковой армии Рыбалко. Армию Рыбалко трудно заподозрить в неэффективности — за февральское наступление общие потери немцев (правда вместе с союзниками) перевалили за 80 тысяч. Если точнее, то с начала февраля 1943 года, было:
'…взято в плен 43910 солдат и офицеров противника. Захвачены солидные трофеи: лошадей 6941, винтовок 33743, пулеметов 1665, орудий 1162, танков 121, бронемашин 23, автомашин 7637, тракторов 194, мотоциклов 1173, самолетов 26, а также много боеприпасов, ГСМ, фуража, зерна, продовольствия. Число убитых солдат и офицеров противника составило 41718 человек.
В ходе боев было уничтожено: лошадей 3652, винтовок 4736, 42 пулеметов 695, орудий 28, танков 85, бронемашин 17, автомашин 834, тракторов 9, мотоциклов 625.
Потери соединений Воронежского фронта составили 43284 (в том числе и санитарные) человека, 4237 лошадей, 45 танков, 68 орудий.'
3-я армия Рыбалко выдержала штурм Харькова, и продолжила «бег к морю», вполне себе намереваясь не только отсечь всю южную группировку немцев, но и удержать их внутри этого исполинского котла. Но как у 3-й танковой были дела с логистикой? Ответ простой.
Очень хреново.
3‑я танковая армия включала в себя пять стрелковых дивизий (184‑я, 62‑я, 48‑я, 160‑я, 111‑я), 37‑ю стрелковую бригаду, 12‑й и 15‑й танковые корпуса, 179‑ю и 201‑ю танковые бригады, 11‑ю и 83‑ю кавалерийские дивизии.
Существовавший в армии автобат имел в своем составе… Всего 60 автомашин ГАЗ-АА. Это даже теоретически обеспечивает суточную потребность в доставке боеприпасов только на 8%. Более или менее достаточное количество боеприпасов должно было подвозиться на уровне 218 тонн в сутки, для чего требовалось уже 130 автомашин. При наличии нормальной дороги. И относительно удобного погрузочного пункта на вокзале, и так далее, и тому подобное. Была и отдельная проблема с бензовозами и поставками ГСМ, которых тоже остро не хватало. Даже имеющийся автобат 3-й танковой простоял без горючего с 1 по 5 марта, в самый разгар немецкого контрудара! В результате войска и соединения армии принимали бой с острым недостатком боеприпасов, а 106‑я стрелковая бригада вступила в бой 8 марта 1943 года, не имея вообще ни одного противотанкового выстрела.
Во время наступления эти проблемы решались в основном за счет захвата немецких складов с провизией и ГСМ. Но, как вы понимаете, такой способ решения проблем снабжения трудно назвать надежным.
В обороне снабжать войска было не намного легче — можно было выдвинуть вперед по рельсам если не все, то хоть часть поездов, задействовать на их разгрузке местных жителей и т.д.
Но все же проблемы были огромные с доставкой даже боеприпасов — именно поэтому молчали пушки больших калибров, огня которых так просил Билютин — они копили снаряды к наступлению. Копили трудно, долго, муторно, неделями — а расстреливали за считанные часы.
В обороне хотя бы наш передний край не отодвигался все дальше, заставляя несчастных лошадок тащить по грязи тяжеленные ящики с патронами и снарядами лишние километры. И был некоторый временной люфт, позволяющий накопить в самих войсках запас боеприпасов.
Но пассивная оборона неминуемо приводила к поражению. Так же как на реке Мжа, немцы все равно, рано или поздно, находили слабый участок и прорывались там. А дальше уже по отработанной схеме — их подвижные бронированные части рвались к крупным узлам дорог, перерезали линии снабжения, за ними медленно ползли пехотные дивизии формируя обвод окружения — основательно закапываясь в землю и ощетинившись стволами пушек. И через пару дней — вот он, котел. Кончаются снаряды, топливо, еда, медикаменты. Если прорыв не удался немедленно, то уже через пару дней боев возможности к сопротивлению будут исчерпаны вместе с патронами, снарядами и топливом. И надежда спасти хоть что-то, только в одном — бросить все, и выйти к своим буквально с тем, что смог унести в руках.
Наши солдаты выносили иногда даже пушки. Но массовый героизм не решал проблему. Окружение означало гибель. Пассивная оборона, дающая инициативу противнику, означала окружение. Единственная возможность противостоять немцам — постоянные контратаки, навязывание своей инициативы. Не давать передышки — говорили генералы. Немцы должны быть вынуждены парировать наши удары, а не наносить свои.
Но именно в наступлении особенно остро вставала проблема слабости наших тылов — даже успешные контрудары, зачастую, не достигали поставленных целей.
Тем не менее верховное командование аккумулируя опыт боев в боях у реки Мжа, и множестве других похожих эпизодах, увидела переломную тенденцию. Тенденцию, которая изменила советскую стратегию на лето 1943-го.
Глава 20
Немецкий «котел» и его адское варево
Оставим пока 25-ю гвардейскую дивизию и Билютина с его 78-м полком. Им еще предстоят тяжкие испытания, но они выдержат их с честью. Давайте поговорим о животрепещущей теме, о которой вы наверняка и сами не раз вспоминали, читая эту книгу.
Котлы 1941-го.
Самое страшное время современной истории русского народа, это Великая Отечественная Война. Самый страшный год Войны — 1941-й. Эта дата — неизбывная рана, боль и злость, печаль и ярость которая отдается даже в нас, тех кто родился десятилетия спустя. Я хочу привести тут строчки стихотворения того, кто сам был там, среди пыльных колонн бредущих на восток отступающей Красной Армии.
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.