И клянусь Богом, казалось, что он не просто смотрит, но ласкает мою кожу сильными пальцами.
Я увидела, как дернулся его кадык, когда он с трудом сглотнул, задержав внимание на груди.
В удивлении я остановилась в нескольких метрах от него.
Он переключился на мое лицо, и хотя довольно быстро подавил желание, я без сомнения успела прочитать о нем в его взгляде.
Черт возьми.
Фостера тянуло ко мне.
Я скрестила руки на груди, и поняла, что этим действием выпятила сиськи, чем привлекла к ним еще больше внимания, поэтому, ощутив неловкость, опустила руки.
Также я чувствовала себя очень-очень голой в голубом бикини.
— Ну? — вспылил он.
В ответ на его интонацию я приподняла бровь и вознегодовала.
Он злился из-за того, что испытывал ко мне влечение?
Почему? Потому что я тридцатишестилетняя массажистка и проявлять ко мне сексуальный интерес унизительно для него?
Как по-детски.
Готова спорить, он даже не знал, что делать с женщиной.
Большинство мужчин в его возрасте понятия не имели.
Пошел он.
Если ему неудобно из-за того, что он считаем меня привлекательной, это его проблемы. Я сложила руки на груди и повела бедром.
— Ты спрашиваешь об услуге...не считаешь, что должен хотя бы изобразить вежливость?
Фостер прищурил красивые глаза.
— Ты правда все усложняешь.
— Я и слова не сказала, — возразила я.
— Дело в твоем отношении. — Он сделал шаг навстречу. — Мне нужна помощь с ребенком, а ты нарочно... — Он неопределенно указал на меня.
— Я что? — Я придвинулась к нему. — Дышу?
— Даже не знаю, почему я заморачиваюсь. — Он сердито посмотрел на мои губы, а затем снова на меня. — В любом случае, ты не самый подходящий человек, чтобы присмотреть за Джорджи.
Никчемный напыщенный придурок. Напрягшись, я опустила руки по бокам.
— Почему?
— Прости?
— Ты во второй раз подвергаешь сомнению мою способность вести себя ответственно с пятилетним ребенком. Я хочу знать, почему приложив так мало усилий, чтобы узнать меня, ты думаешь, что все выяснил обо мне. Вот и все.
Он пожал плечами.
— Просто чутье.
Чутье?
— Ну, вы с Кольтом лучшие друзья, уверена, он мог бы поручиться за меня. И скорее всего, уже так и поступил. Так почему же ты сделал такие поспешные выводы о моих способностях? Это из-за того, что ты сноб из загородного клуба, который считает, что любой, у кого нет высшего образования или любая женщина, не вышедшая замуж к тридцати, в каком-то смысле неполноценны?
— И кто теперь делает поспешные выводы?
— Поспешные выводы? Ты не просто намекал на то, что с женщиной с внешностью как у меня, и которая одинока в моем возрасте, кстати, ой, это неприятно, что-то не так. Потом ты дважды предположил, что я не способна присмотреть за ребенком. Почему, зная обо мне так мало, ты пришел к такому заключению? Конечно, я решила, что это чистой воды элитизм (Идеология, основанная на представлении о необходимости и правомерности деления общества на элиту и широкие народные массы с предоставлением элите ведущей роли) и сексизм.
— Так теперь я элитист и сексист? — Он шагнул в мою сторону, наши грудные клетки соприкоснулись, я ахнула от разряда возбуждения, который воспламенил кожу и ускорил мой пульс. Фостер напрягся, его взгляд опять устремился к моим губам.
Между нами повисло желание, непреодолимое и горячее.
Когда голова Фостера наклонилась к моей и его дыхание обожгло мой рот, я сжала пальцы в кулаки. Я могла чувствовать, как наливались губы при одной только мысли о поцелуе.
Внезапно, словно напуганный собственным поведением, он отшатнулся.
Я втянула в себя воздух.
В замешательстве мы уставились друг на друга.
И не просто в замешательстве. Мое тело напряглось, совершенно недовольное внезапно возникшей дистанцией.
— Это плохая идея, — сказал он хриплым голосом, прежде чем развернуться, чтобы уйти.
Взяв себя в руки, я крикнула ему вслед:
— Я могу присматривать за Джорджи, пока ты не найдешь кого-нибудь.
Фостер оглянулся.
— Как я уже сказал, думаю это ужасная идея.
Казалось очевидным, что, несмотря на столкновение наших характеров и разницу в возрасте, между нами существовало физическое влечение. Которое теперь, поскольку мой мозг не был одурманен его близостью, я собиралась игнорировать. И все же Фостер был напуган даже одной мыслью, что его влечет ко мне и поэтому не хотел, чтобы я находилась рядом?
Это взбесило.
— Испугался? — подначила я.
Он обернулся.
— Прости?
Не обращая внимания на его угрожающий тон, я продолжила:
— У тебя нет разумной причины отказаться от моего очень любезного предложения. Если только ты не сноб, который не хочет даже знаться с массажисткой, в семье которой нет никого с голубой кровью?
— Ты вознамерилась предполагать самое худшее обо мне.
Я пожала плечами.
— Переубеди меня.
— Хорошо, — выдавил он. — Завтра я уйду на работу позже, чтобы объяснить Джорджи, что на этой неделе за ней будешь присматривать ты. Обычно я ухожу на работу в половину седьмого. Это не слишком рано?
— Вовсе нет.
— Отлично.
— Во сколько прийти?
— Семь пятнадцать.
— Тогда увидимся.
Он в последний раз окинул взглядом мое тело, и, прежде чем скрылся из виду, зайдя за дом, я увидела, как дрогнули мышцы на его подбородке. Даже не пожелал доброй ночи.
— Над его манерами придется поработать.
При виде украшений в моем магазине, Джорджи потеряла дар речи. Я наблюдала за тем, как она рассматривает стенды, стойки и стеклянные шкафы, заполненные кристаллами, нарядами и изделиями ручной работы из драгоценных металлов. Вчера утром, оставив ее в школе, я поменяла местами нескольких клиентов таким образом, чтобы мои записи закончились к тому времени как подошел к концу учебный день. Тех, кого не удалось перенести, приняли три моих других массажиста.
В течение дня магазином управляла Рэйвен, моя подруга со времен старшей школы, чье настоящее имя Минди Уоттс. В детстве она завидовала необычным именам, данным мне и моим сестрам родителями, поэтому она назвалась Рэйвен. Если честно, она больше походила на Рэйвен, чем на Минди.
Я позволила ей уйти пораньше домой к ее детям-подросткам, поскольку мы с Джорджи могли приглядеть за магазином, пока бы не объявился Фостер. Между посетителями мы делали ее домашнее задание.
Первый день с Джорджи прошел хорошо, но немного неловко. Она была стеснительной и мало говорила. Меня это не беспокоило. Я тоже была застенчивым ребенком. Из-за чего я переживала, так это из-за печали в ее глазах. Ни один пятилетний ребенок не должен быть таким хмурым или серьезным.
Мой телефон, лежавший на стойке, запищал, и я увидела, что это сообщение от Фостера. Проведя пальцем по экрану, я склонилась над мобильным, чтобы прочитать эсэмэс.