Насчет команды — ее членов не прибавилось. Те многообещающие парни после событий с кишечной инфекцией предпочли остаться на Мэйн-1. Насколько я знаю, им пообещали неплохую работу с хорошей зарплатой. Набрать хотя бы пару человек со станции не получилось по еще более простой причине — меня попросили этого не делать. Попросили дружески — это сделал административный служащий, пояснив, что станция сталкивается с нехваткой населения по причине его постоянной миграции на планету. Особенно это касалось совершеннолетних здоровых индивидуумов. Я вошел в их ситуацию и в свою очередь отказался от очередного вояжа к Торус-9 и Назарусу за следующей порцией «беженцев». Пока я к такому не готов — даже за деньги. Видя мое понимание, администратор искренне поблагодарила и подсластила пилюлю — за час до нашего отбытия к кораблю подкатилась малая грузовая платформа, доставившая небольшой ящик. Внутри оказались подарки — сто пятьдесят пачек куриной лапши, пятьдесят пачек острого удона, восемь литровых бутылок спирта, несколько комплектов утепленной одежды и свежий слоеный кремовый торт. А еще там было не меньше сотни детских рисунков и большое благодарственное письмо от всех беженцев, кто пережил этот адский полет…
Подарки были от администрации, послания от беженцев. Второе я забрал, а все первое — вместе с тортом — отправил прибывшим в свой новый дом, добавив от себя еще спиртного и съестного. Им это требовалось куда больше, чем нам. И не скрою — перечитывая письмо и разглядывая рисунки, я с огромным трудом сдерживал подступившие слезы.
Такой вот я сентиментальный гросс-убийца…
Но и без команды мы вполне справлялись, учитывая малый размер обитаемой зоны. На корабле продолжались рутинные работы по прокладке новой проводки и латанию многочисленных дыр в переборках, куда ставились листы обшивки. На внешней обшивке встало несколько купленных камер, а в машинном отделении заработали на полную мощность восстановленные освещение и обогрев. И да — все это функционировало только во время работы генераторов, а те в свою очередь давали энергию лишь во время работающих маршевых движков. Мечты о собственном реакторе продолжали отдаваться в наших сердцах острой болью…
До первого пункта назначения оставалось семнадцать часов лета…
6
— И ради этого человечество стремилось в космос?
Этот вполне резонный вопрос вырвался у меня и был риторическим. Я просто не смог промолчать, когда увидел воочию первую точку доставки — Ржаб. Увидеть-то я увидел, но попросту не смог понять, на что именно смотрю. На первый взгляд — тут что-то взорвалось, начало разлетаться, но почему-то застыло на месте как стоп-кадр.
Длинные металлические фермы соединяли между собой куски кораблей и целые баржи, прозрачные и стальные трубы шлюзов оббегали опутанные металлом и проводами космические булыжники, снабженные окнами различной формы. Кое-где торчали антенны, тянулось целое поле солнечных панелей, по которому ползали букашки дронов. Длинный хвост поочередно соединенных модулей уходил на полкилометра от основного скопления, отчего вся эта конструкция казалась светящимся гигантским головастиком. Или его скелетом…
На концах далеко отходящих в сторону самодельных шлюзов, несущих на себе следы многочисленных сварочных работ, замерло несколько небольших кораблей. Лео сумел опознать три самоходные баржи, два старинных буксира модели «Скарабей» и один челнок, что в далеком прошлом мог входить в планетарную атмосферу и совершать посадку.
В бормочущим хрипловатом эфире кто-то взахлеб читал просьбу-мантру не подходить слишком близко и дождаться прибытия уже высланных дронов. Что ж — вполне здравая просьба. С нашей новой массой лучше не приближаться к столь… нестабильным космическим объектам, как эта обжитая свалка космического мусора. Мы уже замедлялись, планируя остановиться в пятидесяти километрах. А Ржаб бы наблюдали через вполне годную картинку, передаваемую на экраны нашим новым достижением — восстановленным и пущенным вперед зондом. Серия «Любопытик 2079-М2». Впрочем, внутри семиметрового торпедообразного корпуса уже все неродное, но работающее. Добравшись до точки, зонд затормозил, как и положено, дал о себе знать местной диспетчерской, сообщил о своей принадлежности и о нашем скором прибытии, после чего принялся транслировать сигнал, заодно став посредником в сеансе связи и служа усиливающим звеном.