Эммет принимается складывать рубашку, бормоча себе под нос:
- А я говорил, но разве кто-нибудь слушает старину Эма? Конечно, нет…
- Это еще что, на хуй, значит? – спрашивает Брайан.
- Ну просто… – Джастин очень надеется, что щеки его на самом деле пылают не так ярко, как ему кажется. – Теперь все иначе ощущается. Мне трудно… В общем, ты понял.
Господи, ну как же свернуть этот разговор?
- Если б я понял, я бы не спрашивал, - отзывается Брайан.
- Мне трудно кончить, - без всякого выражения выдает Джастин.
- Что ж, молодой человек, - Брайан, зевнув, указывает ему на дверь в ванную. – Ступай туда и упражняйся, пока не получится.
- Сделай или сдохни! – хихикает Эммет.
- Терпение и труд – все перетрут, - соглашается Брайан.
- Тяжело в учении, легко в бою?
- Кончил дело, гуляй смело.
- Раз в году и палка стреляет.
- В хороших руках и хуй – балалайка.*
Они бы, наверное, и больше пословиц вспомнили, но под конец оба уже так хохочут, что не могут вымолвить ни слова.
Джастин смотрит на них уничтожающим взглядом, хватает с дивана подушку и запускает ею в Брайана. Но тот лишь ловит ее, обхватывает руками и хохочет еще громче.
- Что это за поучительные прибаутки для детей? Эротический доктор Сьюз?**
Брайан постепенно успокаивается настолько, что ему даже бровь удается приподнять.
- «Гринч – похититель оргазмов».
Эммет задумчиво возражает:
- Скорее уж - «Доб не любит хоп-хоп-хоп».
Джастин сует ноги в ботинки, ворча:
- Как приятно, что мои глубокие психологические проблемы так вас веселят.
- Ой, да брось, - Брайан прикусывает губу, а потом предлагает – настолько любезно, насколько, в принципе, способен что-либо предлагать Брайан Кинни. – Могу я тебе подрочить, хочешь?
- Иди в жопу!
Брайан закидывает руку Джастину на плечи и, подталкивая его к выходу из квартиры, говорит:
- Сначала придется научиться ползать, Санни-бой. А потом уж – ходить.
Джастину все еще нужно время, чтобы свыкнуться со всеми этими прикосновениями – тяжелой руки, теплой кожи, крепкого тела. Но с каждым разом все меньше и меньше.
***
«Вуди» почти такой же, каким Джастин его помнит. Только меньше, темнее, и народу здесь битком. В его воспоминаниях – вероятно, подернутых ностальгической дымкой сепии – здесь было тепло, светло, весело и непринужденно. На деле же тут тускло светят лампы, бильярдные шары, разлетаясь по столу, постукивают, как деревянные четки, и кругом полно потных, пахнущих мускусом мужчин с длинными, как ветви деревьев, руками.
Брайан загоняет шар в лузу, и Джастин спрашивает:
- Интересно, почему это в воспоминаниях все вещи кажутся больше, чем есть на самом деле?
Он выпил уже два стакана рома с колой, Ксанакс и полтаблетки антикольвунсанта, отчего теперь не очень ясно соображает. Эммет обосновался у бара – и это очень хорошо, благодаря этому Джастин вот уже двадцать минут не слышит: «Ты уверен, что тебе стоит пить?» К тому же бильярдный стол теперь полностью в их с Брайаном распоряжении.
Брайан бьет по шарику с цифрой пять на боку и отзывается:
- Не знаю, лично мне никто не жаловался.
Глядя, как он натирает мелом кончик кия, Джастин интересуется:
- Есть в мире хоть что-нибудь, что не вызывает у тебя фаллических ассоциаций?
Брайан бросает на него многозначительный взгляд, и Джастин признает:
- Ах, ну да, точно, - а затем добавляет. – Я просто хотел сказать, что в моих воспоминаниях в «Вуди» было куда веселее.
- Это потому, что ты не занят ничем интересным, - Брайан бросает кий на стол. – Тут ко мне никто не подкатит. Пошли потанцуем.
Он протягивает Джастину руку, и тот берется за нее, почти не ощущая потребности ее отпихнуть. Гораздо больше его сейчас волнует то, что танцевать здесь как-то неловко.
- Мне как-то неловко, - произносит он вслух.
В «Вуди» есть только четыре вещи, постоянно трясущиеся в ритме умца-умца, и все они – туалетные кабинки.
- К тому же музыка для танцев не годится.
- И что? – вопрошает Брайан.
Этот аргумент кажется Джастину вполне убедительным, и он улыбается в ответ.
- Только пусть ветки меня не задевают, лан? – Он хватает Брайана за рубашку. – Лана, Брай?
- Ты пьян, - говорит Брайан, и Джастин довольно ухмыляется.
- Я в порядке. Все хршо!
- Больше тебе не куплю.
Джастин расплывается еще шире. Мимо них уже человек десять прошло, а он ничего особенного не чувствует.
- А и не нужно. По закону мне уже можно. Мне же двадцать один!
Брайан на секунду застывает, пристально смотрит на Джастина, а потом говорит:
- Точно, - затем он притягивает Джастина к своей груди и опускает руки ему на плечи. И, когда лбы их соприкасаются, добавляет. – Забыл.
- Я раньше тоже все забывал, - сообщает Джастин. Шепотом, словно делится секретом, очень особенным, очень личным, тайной, которую оберегал ото всех и тихонько перекладывал из одной влажной ладони в другую. – Постоянно все забывал.
- И как танцевать тоже забыл? – спрашивает Брайан.
Глаза его вспыхивают, подбородок тяжелеет, но Джастин вдруг замечает, что его бедра не двигаются. И тогда он сам начинает это делать, сам начинает двигаться. Он не танцевал с тех самых пор, и теперь очень рад выяснить, что хотя бы это, слава тебе господи, он не забыл.
Все совсем не так, как раньше. Джастин помнит, как это бывало, как они танцевали в прошлом – прижимаясь бедрами, дыша друг другом. И, в общем-то, сейчас все так же, но обстановка, атмосфера и сам Джастин – другие. Не грохочет бит, не сыплются с потолка разноцветные конфетти, и Брайан не светится – как бывало в «Вавилоне», где его кожа и влажные волосы мерцали в лучах стробоскопов.
Джастин четко помнит, что раньше их танец всегда был как вспышка – взрыв – распад на миллионы сверкающих частиц, вновь сливавшихся в один сплошной поток света.
Помнит, как, вспыхнув, они становились сверхновой.***
Теперь же их танец – это неспешные соприкосновения, глаза, косточки на бедрах, влажный Брайанов воротник, его полные губы и волосы, что щекочут Джастину висок.
И для того, чтобы их губы встретились, нужно только чуть податься вперед. Джастин не понимает, кто из них делает это движение первым, но вот он уже проводит языком по той линии, где смыкаются губы Брайана, и чувствует вкус – острый, сладкий, искрящийся, отдающий виски.
Этот танец Джастин помнит тоже.
Он перестает покачиваться в такт музыке.
Хватает Брайана за волосы и проталкивает язык ему в рот, вжимается в него, тяжело дышит ему в щеку, и Брайан отвечает на поцелуй, пуская в ход настойчивый язык и острые зубы. А потом остается только тепло, тепло и влага, и ноющая боль в груди – глубоко внутри, чуть выше живота - и, может, чуточка злости. Джастин врезается в Брайана, как товарный поезд, целует жадно, взахлеб, до синяков, всасывает его язык, вцепляется в волосы, комкает в кулаке полу рубашки.
Потом они отрываются друг от друга – губы разлепляются с пошлым чмоком - и Брайан смотрит на него потемневшими глазами и, улыбнувшись припухшим ртом, говорит хрипло:
- К нам хотят подкатить.
Проследив за его взглядом, Джастин видит мужчину в узких джинсах и футболке с каким-то музыкальным принтом, который смотрит на него – на них! – обсасывая горлышко пивной бутылки и обводя языком ободок.
Обернувшись к Брайану, он уточняет:
- Ты прервал самый жаркий поцелуй в моей жизни, чтобы обратить мое внимание на то, что кто-то, кого я не могу поиметь, не прочь трахнуться с человеком, которого я хочу? – помолчав, он добавляет невозмутимо. – Подожди минутку, сейчас попрыгаю от радости.
Брайан смотрит на него без всякого выражения, и Джастин отпихивает его. Он возвращается к бильярдному столу, но тот уже оккупировала компания громогласных педиков, и тогда Джастин решает попытать счастья в баре – что-то он внезапно протрезвел.
Но добраться туда не успевает - рука Брайана вдруг хватает его за плечо и тянет куда-то влево, левее, еще левее, пока Джастин не оказывается зажат между стеной и его крепким телом. И тут уже не остается больше ничего – только вот это самое тело и твердый взгляд, и еще рот, губы, язык…