Ровена отвела взгляд, нахмурив брови. Она убрала волосы с лица, пытаясь сохранить браваду, но не смогла скрыть боль на лице. Когда она заговорила снова, то не о мести и даже не об Онак.
– Отойди, – сказала она, отодвигая Розу, – я достану камень, который тебя так заинтересовал. – Она достала из сапога лезвие и ловко выбила драгоценный камень из стены. – Легко.
– Ровена, ты предана Эане? – резко спросила Роза.
– Я верна тому месту, откуда пришла, и ведьмам. – Ровена, нахмурившись, повертела драгоценный камень в руках: маленький и мутный, бесполезный.
Роза собиралась потребовать от нее более четкого ответа или, по крайней мере, более обнадеживающего, и тут Ровена повернулась к ней лицом. Взгляд ее голубых глаз стал мягким, и на этот раз Роза не чувствовала угрозы или ненависти со стороны «бури». Она чувствовала… странное понимание.
– Когда Онак Старкрест придет в Анадон, я сама запущу в нее этот камень. Если повезет, я выбью ей глаз.
– Думаю, потребуется нечто большее! – улыбнулась Роза.
Ровена улыбнулась в ответ.
– Посмотрим.
Глава 15
Рен
Пока Роза бродила с Ровеной по подземелью Анадона, Рен ужинала с Тором и Алариком. Приготовленная Кэмом говядина была настолько нежной, что таяла во рту. На гарнир повар подал зелень и глазированную морковь, хрустящий картофель, политый соусом, и столько вина, что хватило бы наполнить бочонок. Рен слишком устала, чтобы съесть много, она скормила половину своей говядины Эльске под столом, что вызвало заговорщическую улыбку у Тора, который, казалось, сделал то же самое.
Чапман пришел после ужина и увел гевранцев в спальни для гостей, которые им приготовили в восточном крыле дворца. Рен подумала, не нарочно ли управляющий разместил Аларика и Тора как можно дальше от нее, но решила, что лучше не спрашивать. Она не хотела, чтобы у кого-нибудь в Анадоне сложилось неправильное представление о ней и короле Гевры.
Когда Рен пришла в спальню, она почти валилась с ног. Девушка упала на кровать, не снимая туфель, и в кои-то веки провела остаток ночи без сновидений. Рен проснулась на рассвете, оделась, когда солнце поднялось над далекими холмами, и причесалась перед зеркалом. Ее руки дрожали от предвкушения, в горле так пересохло, что она сразу же отправилась на кухню за чашкой мятного чая. Он успокоит ее нервы и подготовит к предстоящему путешествию.
Она старалась не думать о длинной и извилистой дороге на север и о том, что она будет зажата между двумя гевранцами, которые в какой-то момент за последние несколько месяцев целовали ее так, что у нее перехватывало дыхание.
На кухне еще никого не было. Чай не успокоил нервы Рен, она беспокойно ходила взад-вперед и наконец решила совершить раннюю утреннюю прогулку верхом на новой лошади, великолепной кобыле, рожденной в пустыне, которую Шен Ло подарил ей на Юлемас. Зайдя в конюшню, она увидела знакомую фигуру.
– Что ты здесь делаешь?
Тор повернулся на звук ее голоса. Он надел простую одежду: свободная белая рубашка, черные брюки и сапоги для верховой езды. Его волосы с медными прядями были взъерошены после сна, и, хотя он выглядел напряженным, в его голосе не слышалось и намека на беспокойство.
– Я ночевал здесь, забыла? Мы ужинали вместе. Припоминаешь?
– Я имела ввиду здесь, – отреагировала Рен, заходя внутрь, – в конюшне.
– А-а-а, – тихо произнес он, – предаюсь воспоминаниям.
Ее щеки вспыхнули при мысли о том, как они едва не поцеловались в этой самой конюшне, как она обхватила солдата ногами, отчаянно желая его. С того момента, казалось, прошла целая вечность. Столько всего произошло с тех пор! Но Тор смотрел на нее по-прежнему – молнии сверкали в его глазах, как будто он прямо сейчас готов отвести ее в заброшенное стойло и закончить то, что они начали много месяцев назад. Рен сглотнула, пытаясь взять себя в руки.
– А я-то думала, ты пытаешься украсть лошадь.
Он покачал головой.
– Просто хотел проверить лошадей перед дорогой.
Рен еще мгновение смотрела на него, думая, что хотела ему сказать. Об их пребывании в Гевре, о том, какой испуганной и растерянной она была в те заснеженные недели, сколько безрассудных ошибок совершила, как злилась на себя за них, как сильно скучала по нему последующие месяцы. Все это вертелось у нее на языке, но она смогла выдавить только несколько слов: